Первичный крик

Янов Артур

Двадцати семилетний мужчина, вспоминая о своем детстве во время сеансов психотерапии споткнулся при воспоминании о том, как его ударило по голове качелями, о чем он совершенно забыл. Воспоминание не соответствовало боли, какую он испытал в тот момент. Он пережил сцену в следующем порядке: «Я сам не знаю, почему мне так плохо. Вот качели, и сейчас меня стукнет. Удар почти сбивает меня с ног. Какая обида. Но, постойте, здесь должно быть что-то еще. Где мама? Мама, мама! Вот оно что. Никто не пришел. Вообще никто не пришел. О, мама, мама, приласкай меня, пожалуйста!» Он сказал, что причина, по какой он забыл этот эпизод в том дворе, заключается в том, что он не желал вспоминать, каким одиноким и покинутым он оказался в тот злосчастный момент. «Поэтому я и забыл тот случай с качелями». Воспоминание об ударивших этого пациента качелях были неважным

и незначительным само по себе. Значение обстоятельств, сопутствовавших этому случаю, напротив, было катастрофическим. Катастрофичность заключалась в том, что в тот момент никто не пришел к нему на помощь, ему было отказано в сочувствии и заботе, и с тех пор мой пациент всю жизнь пытался заставить людей помогать себе. Когда же он обрел способность понять, что в действительности мать, которую он считал любящей и доброй, нисколько о нем не заботилась, его воспоминание о случае с качелями стало осознанным, законченным и реальным.

Невротическое воспоминание зачастую похоже на сновидение, и люди обыкновенно при попытке вспомнить события раннего детства испытывают те же затруднения, что и при попытке вспомнить сновидение. Я полагаю, что условием прочного, конкретного воспоминания является конкретное переживание — то есть, человек должен полностью погрузиться в свое переживание и не вытеснять его из сознания, поддавшись страху или возбуждению. Некоторые пациенты идут по жизни, практически не сознавая, что происходит вокруг них. Они часто жалуются, что в их жизни не происходит ровным счетом ничего. Но все дело в том, что «что-то» происходит с их «нереальными двойниками». Они идут по жизни, но их личность, их сознание, присутствуют в жизни не полностью. Обычно такие люди живут за своеобразным барьером, который отфильтровывает переживания, впуская в сознание только приятные переживания. Когда на сеансах первичной психотерапии пациент начинает подкапывать барьер, то он обретает способность увидеть, что в действительности означают его переживания и некоторые аспекты поведения, притуплённые болью.

Возьму на себя смелость предположить, что память подавляется в той степени, в какой это соответствует степени ключевой первичной боли, причиненной во время первичной сцены. Если какое-то текущее оскорбление высвобождает старую боль и обиду — например, ощущение собственной тупости — то такое событие либо забывается совершенно, либо вспоминается очень смутно. Насколько ярким и достоверным будет воспоминание зависит от того, насколько сложившаяся ситуация будет похожа на ту, которая вызвала первую обиду, то есть, причинила первичную боль.

К тому факту, что система нереальной памяти начинает работать во время первичной сцены, надо сделать несколько важных примечаний. Например, невротик может иметь феноменальную память на даты, места и исторические факты и даже факты, касающиеся его собственной жизни, но при этом его память может служить только одной цели — поддерживать защитный барьер, который словно говорит ему: смотри, какой я умный и знающий. Более же глубокие аспекты памяти могут быть полностью блокированы. Воспоминания нереального «я» избирательны и застревают в мозгу только чтобы ослабить напряжение и морально поддержать «ego». Это означает, что так называемая хорошая память невротика есть, по сути, лишь орудие защиты от реальнойпамяти.

Один конкретный случай из практики поможет прояснить взаимоотношение первичной боли и памяти. Одна молодая женщина чуть старше двадцати лет, хорошо поддалась лечению сеансами первичной терапии, пережила два эпизода первичного воспоминания и оказалась весьма проницательной. В конце второй недели она попала в серьезную дорожную аварию. Был диагностирован перелом нескольких костей и сотрясение головного мозга. Придя в сознание, она ничего не помнила о происшествии. Лечащие врачи сомневались, что она когда–ни- будь вспомнит обстоятельства получения травмы и сказали больной, что если она так ничего и не вспомнит в течение нескольких недель, то память об аварии будет стерта навсегда.

Спустя несколько недель она окрепла настолько, что смогла возобновить посещения психотерапевта. Незадолго до визита у нее начались схваткообразные боли в животе и не было стула в течение трех дней. После того, как она вспомнила первичную сцену из раннего детства, когда возникла сильная первичная боль, пациентка без всяких моих указаний продолжала вспоминать, и память привела ее к обстоятельствам дорожно- транспортного

происшествия. Она вспомнила, как получила травму, во всех подробностях, вспомнила осознанно, без малейших усилий. Она увидела приближающийся автомобиль, услышала звук удара, ощутила удар по голове и испустила страшный крик. Она могла теперь обсуждать все обстоятельства получения травмы без малейших помех. Воспоминание было совершенно отчетливым и ясным.

Этот случай говорит о том, что за амнезию (то есть, за потерю памяти) могут отвечать не только физические причины, обусловленные сотрясением мозга; сопутствующая сильная первичная боль тоже может погасить воспоминание о катастрофическом событии. Если это допущение верно, то, вероятно, можно вызвать у пациента первичное воспоминание в случаях тяжелых моральных травм, например, изнасилования, и восстановить в памяти эпизод.

Я не думаю, что невротик способен полностью восстановить все свои воспоминания до тех пор, пока у него сохраняется первичная боль. После успешного прохождения сеансов первичной психотерапии память пациентов разительно улучшается, и большинство больных самостоятельно возвращаются в памяти к первым месяцам жизни, вспоминая один инцидент раннего детства за другим. Создается такое впечатление, что переживание первичной боли вскрывает хранилище памяти.

5

Природа напряжения

В понятиях первичной теории принимается в качестве исходного допущения, что не может быть невроза без напряжения. Полсловом напряжение я, в дан ном случае, имею в виду неестественное напряжение, каковое не имеет места у психически здорового человека, это не то естественное напряжение, в котором каждый из нас нуждается, чтобы нормально мыслить и чувствовать. Неестественное напряжение является хроническим и представляет собой давление стремящихся получить выход отрицаемых или неразрешенных чувств и потребностей. Везде, где я упоминаю понятие напряжение, я имею в виду именно невротическое напряжение. То, что невротик ощущает вместо реальных чувств измеряется степенью напряжения. При уменьшении напряжения самочувствие улучшается, при усилении напряжения, наоборот ухудшается. Всем своим поведением невротик добивается того, чтобы лучше себя чувствовать.

Откуда же появляется напряжение и какова его функция? Яполагаю, что напряжение, будучи частью невроза, является механизмом выживания, который мобилизует организм на удовлетворение потребностей или же защищает организм от ощущения катастрофических для него чувств. В обоих случаях напряжение служит поддержанию непрерывности и цельности организма. Например, если нас не кормят, то голод побуждает нас к поиску пищи и насыщению голода. Если к нам не прикасаются и мы не получаем достаточной сенсорной стимуляции, мы тоже испытываем побуждение к соответствующим действиям и поисковому поведению. Если же такая неудовлетворенная потребность устойчиво присутствует в раннем (первые месяцы и годы жизни) возрасте, то отсутствие удовлетворения становится болезненным и непереносимым, и для того, чтобы подавить боль, организм подавляет потребность, подавленная потребность остается в сознании в форме напряжения. Это переживание и неудовлетворенная потребность будут ощущаться как напряжение до тех пор, пока не интегрируются в сознание и не разрешатся. Подавление движения (перестань бегать, сиди спокойно и т. д.) также останутся в сознании в виде напряжения, которое будет устранено только после того, как потребность найдет выход в сознание и разрешится.

Короче, любое критически значимое подавление движения или чувства в раннем возрасте становится необходимым до тех пор, пока не будет прочувствовано, выражено и, следовательно, разрешено.

Это разъединение поддерживается страхом. Страх подает сигнал опасности, когда первичная боль (потребность или чувство, способные причинить боль) приближается к уровню сознания. Страх побуждает защитную систему к действию, производя все необходимые трюки для того, чтобы отогнать потребность назад, в глубины, недоступные сознанию. Страх является автоматической реакцией, частью механизма выживания. Страх готовит организм к отражению удара, подобно тому, как мы вполне сознательно напрягаемся, ожидая укола. Когда система не может адекватно отразить первичную боль, тогда в сознание проникает страх — то есть, тревожность. Страх, кстати, тоже чаще всего бывает неосознанным, так как является частью общего напряжения.