Первое апреля октября
Шрифт:
— Сашенька…
И хорошо, что не слышат. Давай разговаривать молча? Глазами. Руками. Мыслями. Слова так тяжеловесны! Подожди, вот сейчас я выну из головы эту пакость и мы поговорим…
— Не уходи. Пожалуйста, не уходи, Сашенька! Я больше не могу, я устала!.. Не уходи, а?
Да куда же я уйду от своего прошлого! От своего дежавю-жамевю. Оно сидит во мне. Сидит тихо, как мышка. И только грызёт, грызёт, грызёт…
Куда ж я уйду… От кого? Нельзя выйти из пустоты — не на что опереться. Архимеду тоже нужна была точка опоры. Дурень…
Я тоже хотел. Ты обещала помочь…
А потом бросила меня.
— Я не бросала тебя, мой хороший. Я никогда…
Уехала на автобусе, по жёлтым листьям. Твоё лицо в окне — последнее, что я видел. И только запах бензинового перегара долго ещё стоял в носу… Я только не понимаю — почему. Почему ты меня оставила? И теперь приходишь, чтобы мучить меня… У меня голова болит. Больно-то как! Это всё дурацкая сосулька в голове не хочет растаять…
— Нажать на кнопку?
Что?.. А, да, жми, наверное, пора… Нет! К чёрту кнопку! Я хочу тебя! Мирабелла, сладкая моя! Жамевю! Жётэм! Иди ко мне! Ещё раз, один только раз, последний, как прежде, как тогда… Совокупимся воедино! На ковре из жёлтых листьев, в платьице… Не то… Подожди… Девять, два, шесть, ноль…
Проклятая сосулька! Как больно-то, а! Мирабелла!.. Тише, тише, не брыкайся…
О грудь лилейная твоя, о эта сладость губ медовых!.. Мирабелла…
Чья-то могучая рука хватает меня за волосы. Ещё другие руки обхватывают за пояс, отрывают, поднимают, переворачивают.
Ах ты дрянь, дрянь, ты таки нажала на кнопку!
— Сашенька…
Их трое, в белом. Один — Парфёнов, бывший борец. Вся жизнь борьба, а, Парфёнов?
Двух других не знаю. Но тоже сильны. Сноровисты. Пеленают быстро. Сноровисты, сноровисты — пеленают быстро-быстро… Парфёнов, вынь сосульку, а? Не могу больше!
Один из двух других обнимает тебя за плечи — слишком вольно, слишком трогательно — достаточно близко для того, чтобы быть убитым сегодня же ночью! Нельзя безнаказанно обнимать моё жамевю!
Ты покорно выходишь рядом с ним из палаты в коридор. А я остаюсь.
И, вдавленный в пол, в этот ненавистный линолеум, в цвет опавших листьев, я кричу тебе вслед.
Не мигают! Слезятся от ветра! Безнадежные! Карие вишни! Возвращаться — плохая примета! Ты меня никогда!..
Однажды П** не проснулся
Однажды П** не проснулся.
Он встал, как обычно, умылся, выпил крепкого кофе с корицей и съел два бутерброда. Он оделся, перекинул через руку плащ и отправился на службу. Но при всем при этом он точно знал, что еще не проснулся. И самым скверным в его положении было то, что он не мог понять, лежит ли он в постели и видит сон, или же он действительно встал и отправился на службы, но продолжает спать. Ведь второе было бы очень неприятно.
В автобусе П** присматривался к людям, пытаясь по их лицам угадать, чтО они думают о нем, но они,
На службе П** вел себя преувеличенно бодро и деловито, чтобы — не дай бог! — начальство и сослуживцы не заметили его состояния. Но они все же заметили. Господин Д**, его непосредственный начальник, проходя мимо, внимательно посмотрел в лицо П** и сказал: «Какой вы сегодня странный!» Это ужасно испугало П** и он удвоил свою энергию.
«Ах как было бы хорошо, — думал он, — проснуться сейчас в своей постели!» Но он не просыпался. Если все это было сном, то — очень навязчивым и крепким.
П** работал энергично, много двигался по отделу, чтобы сослуживцы не могли ни в чем его заподозрить. Однако в середине дня его вдруг посетила мысль: «А что это я так стараюсь? Ведь мне же это все только снится!»
И едва он подумал так, им сразу овладела какая-тол легкость; спокойствие посетило его душу, и он понял, что ему совершенно незачем бояться того, какое мнение о нем сложится у начальства и сослуживцев. Он умерил пыл, поудобнее устроился на своем стуле и даже стал что-то насвистывать, смотря по сторонам, на множество людей, торопливо и старательно делающих свою работу.
Господин Д** прошел мимо, внимательно посмотрел на П**, но ничего не сказал.
«Да если бы и сказал! — подумал П**. — Плевать мне на него, он — мой сон».
До самого конца службы П** занимался тем, что перелистывал спортивный журнал и решал кроссворд в газете «Даген». Господин Д** еще несколько раз проходил мимо, останавливался каждый раз и подолгу смотрел на П**, но ничего не говорил. А П** просто наслаждался! Он специально выставлял напоказ свое ничегонеделание и один раз даже спросил у господина Д** название болотной птицы из пяти букв. Господин Д** удивленно поднял брови, дернул головой, но ничего не сказал. «Тупица! — пробормотал П**, вписывая в клетки кроссворда слово «кулик» — А какой, все же, замечательный сон!»
Лишь к концу дня он заметил, что газета помечена восьмым октября…
«Странно! — подумал П**, холодея. — Сегодня же только еще седьмое…»
«Нет! — спохватился он. — Седьмое было вчера!.. То есть сегодня… то есть… Седьмого я лег спать… Или — восьмого?..»
П** почувствовал себя сбитым с толку. Страх снова прокрался в его душу.
«Сплю я или нет, в конце концов? — пытал он себя. — Лежу я в постели у себя дома или сижу на своем рабочем стуле?»
Он изо всех сил ущипнул себя за щеку и зашипел от боли. «Не сплю! — пронеслось в голове, и холодный липкий страх сдавил сердце. — Что-то теперь будет!.. Вот почему Д** так смотрел на меня!.. Уволят!.. Как пить дать уволят…»
Оставшийся до конца службы час он усердно работал и каждый раз, когда господин Д** проходил мимо, П** заглядывал ему в глаза, желая увидеть в них одобрение. Но господин Д** теперь словно и не замечал его.
Когда прозвенел звонок, извещающий о конце службы, П** последним покинул контору.