Первое дело Аполлинарии Авиловой
Шрифт:
И я рассказал о том, как попал на остров, как меня лечили, как мне захотелось узнать побольше о таинственном «инли», о валуне, упавшем с небес, о дереве внутри него… Только о своих отношениях с девушкой-туземкой не рассказал я графу. Это была моя тайна, которую я не хотел открывать никому, кроме тебя, Полина.
Наша беседа продолжалась около четырех часов. За это время я ответил на сотни вопросов графа, рассказал в подробностях ритуалы аборигенов и легенду о Матери-Богине. Его интересовало все, до мельчайших подробностей, особенно лечебные свойства спор из семян пандануса. Рассказ об излечении припадка падучей у матроса со «Святой Елизаветы»
— Что ж, Владимир Гаврилович, — сказал мне граф Кобринский на прощанье. — Думаю, что после предоставления доклада на высочайшее имя мне удастся добиться для вас ордена за заслуги перед отечеством.
— Благодарю, вы очень добры ко мне, ваше сиятельство.
— Полно… — улыбнулся он. — Ведь мы с вами не чужие люди. Вы женаты на племяннице Марии Игнатьевны, удивительной женщины! Передайте обязательно ей поклон от меня, как вернетесь.
— С удовольствием, передам непременно.
— И вот еще что, — остановил он меня, когда я уже был у двери, — вы передали географическому обществу все документы и образцы?
— Разумеется, — ответил я, скрыв, что из части семян сделал бусы для тебя, Полина. Мне не хотелось возвращаться домой с пустыми руками.
— Хорошо, — наклонил он седую голову. — Идите, Владимир Гаврилович, постарайтесь отдохнуть и принимайтесь за книгу. А уж мы здесь, в столице, посодействуем, чтобы ее издали.
Радостный и обласканный графом, я еще раз поклонился и покинул Императорское географическое общество. Меня точила только досада, что я его обманул с пресловутыми бусами, но вскоре я забыл об этом пустяковом инциденте — я всегда привозил тебе, Полина, подарки из дальних странствий, и непонятно было, почему на этот раз я должен был отказаться от нашей традиции, ведь я отдал половину зерен.
В поезде Санкт-Петербург — N-ск, 30 сентября 1885 год.
Вот и подошло к концу мое путешествие. Последние слова дописываю в поезде. Телеграмма уже послана, и надеюсь, что, как и в прошлые разы, ты будешь ждать меня на перроне, несмотря на поздний час. Сейчас я закончу свою летопись и вручу дневник тебе, моя жена.
Там же спустя час.
Нет… Не хочу омрачать твое чело подозрениями, что кто-то лучше тебя, что я был тебе не верен. Дневник спрячу, а прочитаешь ты его лишь после моей смерти. Так будет лучше и покойнее для всех нас. Хочу, чтобы мои последние слова к тебе в этом дневнике были: «Милая Полина, я люблю тебя и счастлив, что прожил с тобой пусть такие короткие мгновения. Меня уже нет на этой грешной земле, но знай: я никогда не переставал любить тебя, моя путеводная звезда».
Твой Владимир
Аполлинария Авилова, N-ск — Юлии Мироновой, Ливадия, Крым.
Юля, дорогая, здравствуй!
У меня меланхолическое настроение — читала дневник мужа и плакала. Как он любил меня! Не забывал даже в самые отчаянные мгновения жизни. Мне пусто без него, и даже
Мне не дает покоя вопрос — кто же убийца? Сколько смертей еще следует ожидать? В одном уверена: это не безумец, наподобие того, о ком два года назад писали газеты. Помнишь — Джек-Потрошитель из Лондона? Правда, Потрошитель не лишал жизни попечителей института, а здешний убийца не распарывает животы несчастным, хоть и пропащим женщинам.
Газеты пишут, что следует всех подозрительных подвергнуть бертильонажу — измерению всех пропорций тела, а потом сравнить. А я думаю — с чем сравнивать? Друг с другом? С непойманным Потрошителем? Какие только глупости не пишут в газетах! Интересно, через сто лет газеты будут также исправно поставлять читателям разные досужие вымыслы, а не истинные события?
Я тебе писала, что тот неизвестный господин, приходящий к Любе, молился на латыни. Представь, я даже поняла, что это за молитва — «Credo», просто девушка не могла правильно выговорить слова. Значит, он — католик. Но я в городе не знаю ни одного католика! Или он тщательно скрывает свою веру? зачем? Католики — те же христиане и веруют в Господа нашего, Иисуса.
Если этот человек из мещан — мастеровой или торговец какой-либо, то ему незачем скрывать веру — на доходе не отразится, привык ли он слушать мессу или ходить к всенощной. Но если он дворянин, и служит в присутственном месте, то можно предположить, что начальство будет косо смотреть на его веру и не повышать по должности. Оттого у него и белье такое… Хотя причем тут белье?
Ох, Юля, совсем я запуталась. Пытаюсь рассуждать, а ума никакого. Владимир бы сразу все распутал, а его нет… Может быть, с papa поговорить? Решено, за ужином, когда отец вернется с заседания адвокатской коллегии, спрошу его, что он думает обо всей этой истории. Да и Настенька меня волнует.
Вечером к нам зашел с визитом Лев Евгеньевич, наш Урсус.
— Вот, мадам, — сказал он, целуя мне руку, — пришел к вам, так сказать, sine prece, sine pretio, sine poculo, что означает «без просьбы, без подкупа, без попойки», хотя от стаканчика винца не отказался бы.
— Милости прошу, Лев Евгеньевич, мы очень вам рады, — я пригласила его за стол и попросила Веру подать еще один прибор.
— Не помешал? — Урсус задал риторический вопрос, нисколько не дожидаясь ответа, и тут же принялся за курицу в сметанном соусе.
— Давненько я не брал в руки шашек, — усмехнулся мой отец. — Что, Лев Евгеньевич, сыграем в шахматы? На этот раз я вас начисто обставлю. И не спорьте!
При этих словах я взглянула на Настю, которая сидела ни жива ни мертва и боялась, что откроется, как пропала белая королева. Но никто не заметил ее состояния.
— Как успехи в институте, барышня? — спросил Урсус Настю, промокая усы салфеткой. — Знаете ли вы, что tantum possumus, quantum scimus? Мы можем столько, сколько мы знаем.
— Да, — пискнула Настя, и мне стало ее жалко. — Я стараюсь, учу языки.
— Похвально, похвально, — прогудел учитель латыни, довольный и насытившийся, — благовоспитанной барышне совершенно необходимо знание языков. А вдруг кавалер из Конго объявится? С косточкой в носу? — он помахал перед собой куриной костью и положил ее обратно на тарелку. — На каком языке вы с ним говорить будете?
— Полно вам, — я попыталась урезонить Урсуса, но разве это было возможно? — зачем вы девушке такое желаете? Инородца чернокожего! Что она с ним будет делать? В цирке показывать?