Первое дипломатическое поручение
Шрифт:
______________
* Cavas - так называемая "консульская гвардия", нанимаемая посольствами в странах Леванта Обычно носят вычурные национальные костюмы и выполняют обязанности охранников, швейцаров, курьеров и т.п.
Зиновьев разрешил мичману, не ожидая конца завтрака, ознакомиться с содержанием пакета.
Советник посольства Щербачев насторожился. Слишком уж неожиданной и необычной была эта почта.
Роскошный конверт оказался незапечатанным. В углу вложенного квадрата из слоновой бумаги с золотым обрезом был вытиснен вычурный герб константинопольского яхт-клуба, "созданного заботами и попечением старейшин дипломатического корпуса при Блистательной
Однако более неожиданным выглядел адрес: "Офицеру Российского императорского флота - господину Немитцу фон Биберштейну А.В.".
– Очевидно, здесь какое-то недоразумение, - сказал мичман, протягивая пригласительный билет первому советнику.
Тот бегло проглядел его и тотчас передал послу, задержавшись только на подписи: "Вице-командор клуба, глава тевтонского дивизиона (секции) майор Морген. Ф.А.И. Флигель-адъютант его кайзеровского величества".
– Вы говорите - недоразумение?
– промолвил посол, прочтя короткий текст.
– Возможно. Но уверяю вас, что посол Германии господин Маршалл фон Биберштейн не сделал бы такого хода, не имея твердого шанса.
По мановению руки шефа дежурный секретарь и лакей исчезли, после чего на гостя посыпался град вопросов:
– Знаете ли вы фамилию германского посла? Встречались ли с майором Моргеном? Имеет ли ваш род отношение к дому графов Биберштейнов? Говорили ли вы с кем-либо, пока добирались с парохода "Саратов" в посольство?
Когда мичман почтительно, но недоуменно ответил отрицанием на все вопросы, посол встал и, сдерживая волнение, обратился к Щербачеву:
– Ну, дорогой Николай Петрович, поднимайте перчатку! Нам брошен вызов. Теперь я мичмана поручаю только вам.
– Последние слова он подчеркнул. Прошу ко мне в кабинет.
Когда после обстоятельных расспросов выяснилось, что никаких Биберштейнов мичман не знает, посол, не без издевки над собой и не щадя профессионального самолюбия Щербачева, с каким-то смакующим самобичеванием заговорил, расхаживая по кабинету:
– Конспираторы! Дипломаты! Да нас выдрать надо за эту историю! Мы тут подыскиваем театральную тетушку для русского офицера, приехавшего с давно ожидаемой директивой, а нам... нам уже присылают расписку, что знают не хуже нас о том, что пакет доставлен по назначению и об этом известно на истамбульском базаре. Одновременно уведомляют, что наш офицер находится в родстве с германским послом, о чем никто из нас не подозревал, и что они берут его под свое покровительство с момента появления на Босфоре! Как это говорят у нас в России, - обмишурились? Да, дорогой Николай Петрович, мы с вами обмишурились!
Действительно, до чего глупо! Вместо солидного багажа - чемоданчик, вместо вида юноши, вырвавшегося в отпуск, чтобы порезвиться у богатого и сановного дядюшки, - эта выправка; отказ от осмотра чемоданчика; это именное laisser-passez, которое выдали турки в Одессе, одновременно послав депешу в Истамбул!
– Ведь нас даже не предупредили из министерства...
– начал оправдываться Щербачев.
– Оставим это, - перебил его посол.
– Игра начата. Следующий ход делаем мы. Прикажите послать сюда нашего почтенного архивариуса.
Через
Об ученом, но скромном архивариусе в этом мире конденсированного тщеславия и честолюбия, каким было не только одно русское посольство, вспоминали лишь тогда, когда даже умный и опытный посол Зиновьев становился в тупик...
Спустя два часа старик не без скрытого довольства от успешных розысков докладывал:
– Изволите ли видеть, в Германии, в Швабии, а если говорить точнее, на землях Бадена, существует несколько ветвей древнего рыцарского дома Биберштейнов. Обнищавшие ветви, наряду с традиционной военной службой, занялись науками, и из Штутгартского университета вышло несколько ученых, дальнейшая судьба которых связана со службой в России. Еще в 1798 году блаженной памяти император Павел I по ходатайству графа Каховского из Ясс разрешил принять на службу Фридриха фон Биберштейна в качестве офицера; в последующем тот сделал такие успехи в ботанике, что Александр Благословенный пожаловал ему 5000 десятин в окрестностях Мерефы за труды в области организации российского виноградарства и шелководства. Умер он в 1826 году и по сей день его останки...
Остановив докладчика движением холеной руки, посол поднял любопытствующий взгляд на Немитца. Недоуменное выражение лица последнего отвечало на безгласный вопрос его высокопревосходительства.
– В первый раз слышу... Но, простите, какое отношение имеет ко мне этот Маршалл фон Биберштейн?
Разрешительный жест посла в сторону архивариуса дал возможность мичману узнать кое-что более интересное.
– Наряду с ветвью Маршалл фон Биберштейнов существует боковая ветвь Немитц фон Биберштейнов из тех же прирейнских княжеств. Мне пока не удалось проследить, когда Немитцы переселились в Россию. Сведения о них скуднее, чем о роде Маршаллов, но я, с вашего позволения, продолжу...
– Благодарю вас, - сказал посол.
– Я вполне удовлетворен. Вот разве молодой человек захочет подробнее узнать о том, когда его предки с Рейна начали служить русским государям...
– Извините, Иван Алексеевич, - перебил посла взволнованный мичман, позабыв о разнице в чинах и летах.
– Я всегда считал и считаю, что человека надо ценить по его делам, а не по родословной! Так я был воспитан своим отцом. Хотя вот только сейчас начинаю смутно припоминать, что в детстве старые тетушки что-то говорили об отдаленном родстве с Биберштейнами. Но поверьте, что у молодых людей нашей семьи никогда не было этого наследственного поветрия дворянских домов - раскапывать генеалогические дебри, для того чтобы легче было сделать карьеру.
– Однако, молодой человек, я, признаться, думал, что вы взрослее, усмехнулся посол.
– Такой нигилизм к родословной и к знатным предкам слишком радикален. Особенно для офицера. Но, слава богу, это с годами проходит... А впрочем, сейчас не об этом разговор. Ясно, что у моего германского коллеги вполне достаточно оснований, чтобы считать вас своим, хотя и очень отдаленным, но все же родственником. Другой вопрос, для чего это ему понадобилось, причем так срочно? Вы меня простите, но поскольку не вы, а он имеет честь быть графом и бывшим статс-секретарем Германской империи, то не ему, а вам должно быть лестно такое открытие родственных связей. А между тем... Впрочем, - оборвал себя посол, - на сегодня достаточно открытий и признаний.
– Последние слова посол сказал явно в адрес слишком экспансивного мичмана.
– Господа, вы можете быть свободны.