Первое правило королевы
Шрифт:
Осип плавненько причалил к «Белоярским вестям» и осведомился, ждать или провожать. Инна велела ждать.
По холодной лестнице со стенами, выкрашенными до половины зеленой масляной краской, она поднялась на второй этаж и потянула на себя скрипучую дверь. Застарелый табачный дух, смешанный с дешевыми духами и запахом кофе, витал в низком коридоре. Инна знала, что от этого духа в скором времени у нее непременно заболит голова — тяжко, на весь день.
Ей нужна была предпоследняя дверь справа, там, где сидели главный редактор и его заместитель.
— Инна Васильевна! — прогремели за правым столом. — Столько лет, столько зим!.. Подожди, — это было сказано в трубку, — да подожди ты, кому говорю!
Главный редактор газеты «Белоярские вести», на отсутствие которого Инна так надеялась, выбрался из-за стола, примерился, будто собираясь ее обнять, но потом передумал и обеими руками потряс ее ладошку.
— Рад, рад. Очень рад.
После чего вернулся к столу, схватил трубку, уронил, опять схватил, зацепился длиннейшим витым шнуром за аппарат, скинул его на кресло — аппарат упал с горестным всхлипом, — неимоверными усилиями втащил его обратно на стол, водрузил, уронил стакан со сломанными карандашами и прилепленным сбоку комком серой жвачки, но поднимать не стал. Шут с ними, с карандашами, все равно не пишут!
Потом он стал во все стороны махать руками, придерживая трубку плечом, что означало: садитесь, пожалуйста, многоуважаемая Инна Васильевна.
Инна с сомнением посмотрела на ряд разномастных стульев, стоящих вдоль стены под плакатиком. На плакатике были изображены две кривые, красная и синяя. Инна все хотела посмотреть, что они означают, и все время забывала.
Главный редактор кинул трубку на рычаги, словно она ему смертельно надоела, и уставился на Инну. Посмотрев малость, он вдруг вскричал:
— Матушка! Как хорошо, что заглянули!
И опять замолчал.
Инна была уверена, что Сидор Семенович Платошко так и родился главным редактором — в мятом коричневом костюме, засыпанном пеплом, в нечищеных ботинках, на правом шнурок всегда развязан, в синем полосатом галстуке, который сейчас висел, зацепившись петлей за стул. В особо ответственных случаях Сидор Семенович энергично просовывал в петлю голову и затягивал ее на шее, как будто хотел удавиться. Он непрерывно курил и непрерывно писал, и казалось, что, если отнять у него ручку или сигарету, Сидор Семенович впадет в кому — как при ампутации без наркоза.
— Что же не предупредила, матушка?! Мы бы хоть… подготовились, спецвыпуск… на прошлой неделе три статьи были, так мы бы те номерочки… для вас специально, а сейчас… нет никого. Я попробую, конечно…
И Сидор Семенович подпрыгнул, рванулся, проскочил мимо Инны, распахнул дверь и закричал на весь коридор:
— Лида! Лида!!
Никто не отозвался, и главный редактор больше кричать не стал, вбежал обратно, захлопнул дверь, промчался мимо Инны — она посторонилась — и плюхнулся в кресло.
— Никого нет, — усевшись, сказал он извиняющимся
Сидор Семенович отлично помнил те времена, когда без высочайшего партийного одобрения не выходил ни один материал, даже в рубрике «Объявления».
— Нет, — успокоила она его, — верстки я смотреть не стану.
— Тогда, может, кофейку? — заботливо спросил Сидор и опять оглушительно закричал, но уже не сходя с места: — Лида, Лида!!
Ясное дело, никто не отозвался, и главный редактор посмотрел на Инну виновато.
— Нет-нет, — поспешно отказалась она, — я не хочу, спасибо. Мне бы узнать, что это за журналист у вас пишет. Зовут Зинаида Громова. Это псевдоним, да?
Главный редактор замер. Зазвонил телефон, он сорвал с него трубку и метнул ее в кресло. Потом посмотрел на Инну оценивающе, словно соображая, надо ли выдавать тайну. Соображая, он почесывал в худосочной бородке. Сигарета дымилась, и Инне казалось, что он сию минуту непременно себя подпалит. Она даже чувствовала запах жженого волоса.
— Да как вам сказать… — Сидор почесался в последний раз и понес сигарету к пепельнице, но опоздал. Пепел упал на пиджак. Он скосил глаза и решительно сдул серую колбаску, разлетевшуюся невесомыми хлопьями. — А на что она вам сдалась, эта Громова, матушка?
— Ах господи, да ни на что, — стараясь быть как можно более убедительной, словно в сердцах сказала Инна. — Мне нужно с ней поговорить.
— Да о чем с ней говорить! Я вам вот порекомендую Льва Самойловича Ронинсона. Это наш постоянный автор, журналист с пятьдесят третьего года, такие статьи пишет, что всем московским щелкоперам сто очков вперед даст, и на прошлой неделе как раз его обзор…
— Нет, — перебила Инна, — не надо мне Льва Самойловича! Мне бы Громову, или как там ее.
— Да на что она вам нужна?! Вот могу порекомендовать Медведкову Клаву. Хоть и молодая, сорок семь всего, а такие материалы по культуре дает, до слез прямо!..
— Не надо мне Клаву! А что за секреты, Сидор Семенович? Или она у вас в разведку ходит, эта Громова?
— Так вы небось не просто так интересуетесь, — вздохнув, себе под нос пробормотал главный редактор. — Когда администрация к прессе интерес проявляет, это известно для чего.
— Для чего?..
— Или по шее дадите, или заставите про кого-нибудь писать! А у нас пресса демократическая, нашей газете весь город доверяет, вот в прошлый раз написали, что воду прорвало на Лесной, а никто не чинит, так после этого председателя хозяйственной комиссии…
— Знаю, — перебила его Инна, — конечно, знаю! Уволили его с треском. У вас хорошая газета, Сидор Семенович, но мне все равно нужна Громова Зинаида. Или у вас такая не работает?
Сидор посмотрел на нее без очков, потом решительным жестом кинул на нос очки и посмотрел через них. Из-за захватанных толстых стекол казалось, что главный редактор сверх всякой меры таращит глаза.