Первое слово Съела корова

Лоран Гила

А в переулке забор дощатый,Дом в три окна и серый газон…Остановите, вагоновожатый,Остановите сейчас вагон.Машенька, ты здесь жила и пела,Мне, жениху, ковер ткала,Где же теперь твой голос и тело,Может ли бытьГумилев

«За тремя морями за тремя веками…»

За

тремя морями за тремя векамия искал струящуюся шелкамидеву, не тронутую дураками,чей сильнее, чем смерть, фавор.Мне родные стали что грязь, что блохи,врачи говорили, дела мои плохи,я дни напролет чертил ее профиль,я крался в ночи, как вор.За тремя канавами за тремя плевкамия нашел себе куклу с отточенными руками,с полетом бедра над чудовищными каблуками,с надменной стрелкой ресниц пластмассовых ввысь.Я двери держал, острил, посылал букеты,стирался в пыль, слизывал след с паркета,добившись – ногами пинал, выгонял на бульвар раздетой.Но волей хандрящего дьявола мы ужились.Купили кольца и объединили имя,строили планы солнечными выходными,затоварились ходиками стеннымии чайником со свистком.Крестом держал пальцы – боялся ее потерять я;но однажды утром, дотошно собрав все платья,она спокойно ушла в чужие объятья,оставив меня в пустой ванной со свешенным языком.

Дама, сердце

Minnesang

помнюмного лет назадна даче, на бугре,говорили мне мои киевские тетушкиодна жгучая, уже крашеная, правда, брюнеткас острым носом гражданки шапоклякпафосная, вдова поэтадругая – голубоглазая блондинкав свое время угнали в германию, но благополучно не опозналиа я тогда – в такой модненькой газетной рубашечке,доставшейся от братца.Говорили: знаешь, где у тебя сердце —с какой стороны?ну конечно, не знаешь —здоровый ребенок.Теперь знаю. Только оно все время где-тосовсем не там.

Вырядилась, точно народная артистка или директор овощной базы, и пошла разоряться как только сама от себя не устанеткрашенная в медно-рыжийв черном, с драгим камением,сливки с прекрасной эпохишарфик шелковый – прямо из парижапроплыла, с надменным недоумением,сквозь вялый гул предбальной суматохи,наклонилась – и щекой по щекеи мятный шепот в ухои требовательный, душу тянущий,на темной лестнице. и в такси налегкеи душистые простыни. и ведь не спьяну жено наутро – ни сном ни духом. ха! она ж холодна, как лед на нее только издали любоваться и можновот она – захудалая моя веснаветеранов

свозят в столицудраконовым гребнем по пустырю жжет траву детворакрасят бордюры решетки бронзовые именачистят песочком каменные лицатянет жареною картошкою по дворам.Притулился меж нечеловеческими громадаминовой кирпичной рассадыбелый ванильный салатовыйпоселок пятидесятыхпряничные балкончики фонтана кафельная колыбельмальчик на трехколесном. дребезжит.поджарый кобельнаискосок задумчиво пробежитчерез трамвайный кругтетенька сидит на трубеполирует ногти. И вдругцок-цок по улочкелисичка с сумочкойи сердце мое, сердце-шмерце,кивает само себе, что малая дурочка,и стекает каналами тайных подкожных венецийи капает чем-то горячим на тротуар,контурируя пурпуром бензинный муар. да, женщина ухоженная хорошо умеет себя раскрашивать такой, должно быть, мужчины оборачиваются вследосунувшись сердцем на четыре каратаедва не сгинув к тетке в саратовистончив все известные волоконца донельзянацедив чашицу голубых кровейтолько и умея теперь, что ходить по лесусобирать с асфальта мерзнущих червейстылой весною осенью сироюна черно-желтых счетах в сельпосижу калькулирую:мне будет ли поночному трезвонуспазму ее, выгибу-вдоху-стонуза каждые две слезинкиза морщинки у ртаза взлелеянную в чудесной корзинкеда пущенную за ненадобностью на ворсинки —Ни черта. ой, бросьте вы, на что вам такой цирк один самодур, другая истеричка вполне стоят друг другазлая зазноба моя —нет, не такая, дороже на три рубляточеные колени – сглатываю – в складках скользящей тканивысокая грудь за черными кружевамилучезарные заклепки на немыслимых каблуках —опять ушла – вся в духах и звонках —мимо меня, неумелого кюхли,покупать себе двадцать пятые туфливидите ли этакая стерва ноет-ноет ноет-ноет а ведь всех переживетсердце мое – нервическая балерина,рискующая споткнуться о зернышко ячменя.и пусть, как всегда, обдурены мы,для счастия хватит долечки мандарина, —ее недлинными, свеженаманикюренными —очищенного – для меня. ну да, есть у нее слабость — фактурные мущинки а так, в сущности, веселая же теткав замшевой ласке, томной улыбкельняного выреза, охристой челке

Конец ознакомительного фрагмента.