Первопричина 3: СССР, любовь и магия

Соболь Артём

В ходу также китайские фэнтези про шаолиньских монахов, мудрых драконов, и летающих мужиках. Мексиканские и бразильские бесконечные сериалы. Французские комедии. Всё это принимается и принимается с большой охотой. Но цензура бдит и если комиссия найдёт в картине клюкву, то её в прокат не выпустят. Хотя со слов Татьяны, такое очень редко бывает, да и то случайно. В Китае и Мексике коммунизм. Индия наш союзник. А Франция держит нейтралитет. Они от Союза зависят и боятся, поэтому не выделываются. Точно так же и с музыкой. Запевай что хочешь, на любом языке, главное думай когда хавальник открываешь. Последствия в таком случае ждать себя не заставят. И если за что-то лёгкое, можно отделаться беседой с людьми в штатском, то за серьёзное можно и лес валить уехать. Или к стенке встать, с любителями не в строчку вякать, особенно в плане политики, здесь особо

не церемонятся. Но вместе с этим, здесь живёт и процветает сатира. Главный писатель сатирик, тот который перед шуткой просит набрать воздуха и шутит про тупых американцев, пользуется огромной популярностью и авторитетом, и колеся по союзу и ближнему зарубежью собирает полные залы.

Урок заканчивается. Сегодня проходит без разговора с Татьяной. Женька тоже молчит. Резнов видя что я в задумчивости и не в состоянии не лезет.

Второй урок биология. Татьяна подводит итоги года, хвалит класс за старания, а дальше начинается повторение темы. И тут всё интересно. Поскольку десятый класс изучал расширенный курс зоологии, всплывают интересные подробности. Интересные, но для меня известные. Например здесь знают что динозавры не вымерли, а спокойно живут, летают и по утрам чирикают под окнами. Но с этим ладно… Неладно с другими видами животных. Вроде самые обычные, здесь по причине арданиума они изменились до неузнаваемости. Некоторые вообще недавно появились. Особое впечатление производит местная фауна. Которая изменилась сильнее всего.

После конца урока, когда Таня сверкнув алыми глазами уходит, а Женька убегает по делам, облегчённо выдыхаю и иду за помощью. Не к кому-нибудь, а к директору, потому как он вызывает доверие и если что обещал помочь.

Постучав в дверь, получаю приглашение войти, заваливаюсь…

— Игорёк, — улыбается Палыч, но видя моё состояние мгновенно собирается. — Проходи, присаживайся, рассказывай.

— Иван Палыч, — подходя к столу выдыхаю. — Насколько я могу доверять вам?

— Как себе, — строго смотрит на меня директор. — А может и больше. Не волнуйся, всё что ты мне скажешь, останется в этом кабинете.

— Спасибо. Тогда вот такая у меня история. У меня есть девушка, я её люблю. Сильно… Всё произошло быстро. Вы знаете.

— Знаю, — улыбается директор. — Знаю и понимаю. Лена, она как ты знаешь особенная и я очень рад тому, что ты у неё появился. Но тебя ведь не это беспокоит?

— Меня беспокоит… Меня очень беспокоит…

— Вторая? Хм-м-м… Знаю. Но что именно? То что она старше? То что она твоя учительница? Или то что их у тебя двое?

— Последнее, — опустив голову вздыхаю. — Вы и об этом знаете. Мне… Мне даже немного стыдно. Но дело не в этом, а…

— Знаю, я директор и должен всё знать. Ситуация твоя, мягко скажем для самого тебя не простая. Но за то что пришёл ко мне — хвалю. Никогда не отказывайся от помощи. Не во всех вопросах можно разобраться самому. Особенно в этом. И дело тут не в Лене, не в Тане, а в тебе. Ты не можешь отпустить прошлое, и поскольку честный то живёшь по правилам. Старым, к новым ты ещё не привык. И с одной стороны это хорошо.

— А с другой?

— С другой, надо обладать гибкостью. Уметь подстраиваться и изменяться. Наш социум как невероятно прост, так и сложен. И ты, Игорь, или станешь полноценной частью общества, или в итоге замучаешься. Понимаю, две жены и более, для тебя дикость, но для нас это нормально. У меня две, у Василь Макарыча твоего тренера две. У многих две, три, а в редких случаях и пять. В этом нет ничего страшного, для нас. Это часть нашей культуры, жизни, истории. Я помню этот указ, хорошо помню. Знаешь как всё было? У-у-у, расскажу не поверишь. Я тогда на стройке работал, Лазаревск строил. Мечтал что поступлю в институт, стану учителем. Мечта у меня такая была. Пока же по три смены пахал. Жена моя, Верочка, там же крановщицей работала. А вокруг разруха после войны, голод. И в тот вечер… Как сейчас помню, сидим мы за столом. У нас на двоих буханка чёрного хлеба, банка грибного паштета, и настоящее сокровище для моей любимой. Парочка «клубничников.» Сидим мы, смотрю на жену, не нарадуюсь. А тут указ по радио. Так мол и так,

приняли новый закон о многожёнстве. А вы, граждане, извольте исполнять. И я как бы не против, видел на войне случаи. Они были, поверь мне… Знал я человека, у которого до указа шесть жён было. Но я тогда дураком был. Наслушался недовольных, поддался общим настроениям, и мне всё это таким диким казаться начало. Неправильным, аморальным. Я даже ругаться вместе со всеми начал. Как и они не мог понять как наши лидеры до такой мерзости додумались. Забыли мы об этом, не думали, не вспоминали. Время шло, тяжёлое время. И тут смотрю я на знакомых своих, на начальство и глазам не верю. Мужиков-то после войны почти не осталось, одни девки работали. Но тут, один вторую взял, другой. Их конечно, осуждать бросились, до драк дело доходило. Однако начальство всё это быстро пресекло. А потом смотрю… Один в деревне участок получил и с жёнами туда перебрался. Второму квартиру дали, продуктовые пайки выдавать начали. Долго я над всем этим думал, как и большинство неправильным считал, с друзьями кто решился здороваться перестал. Человека, который мне неоднократно жизнь спасал ненавидеть начал. А время было… Смерть тогда ещё всех косила, а когда двадцать часов в сутки чтобы себя и жену прокормить работаешь, не до романтики, и не до детей. Да и я, слушая доброхотов и всезнающих вёл себя как идиот. А потом…

Бригадир вмешался. Меня на собрание и как начали чихвостить. Я даже уехать хотел.

Шёл по улице, бесился. Так бесился, что совсем плохо стало. И тут я встретил сослуживца. Воевали мы вместе, смерти в глаза смотрели, вот он и высказал мне всё. Заставил вспомнить каким я был раньше, как человека этого, с шестью жёнами поддерживал, как они все, не один, не два, а сотни раз рискуя собой спасали меня, лечили, на себе с поля боя выносили. И вот он мне быстро мозги на место поставил. И только тогда я понял, что не по прихоти так государство решило, и не по скудоумию. Выхода другого не было, ни у них, ни у нас. Вымирали мы. И убивать друг друга начали. Понимаешь, я просто не заметил, как из чуть сволочью не стал. Как наслушался придурков и чуть не предал товарищей. А потом…

— Что?

— Самое интересное, — улыбается Иван Палыч. — Сидели мы в пивнухе. Друг мой ушёл, а я. Я запечатлился, на продавщицу. Ага… Правда тогда я от страха убежал. Домой… Жене всё рассказывал со слезами. Прощения просил. А она меня за руку взяла и увела к пивнухе. А там… Жизнь очень очень быстро наладилась. И время появилось, и выжить стало легче. Государство нам сразу же помощь выделило. Пайки, выплаты, выходные. Со временем страх прошёл, мы поняли что так лучше, а там дети появились. И я не жалею. Нисколько. Жизнь, она штука сложная, иногда непонятная. Сегодня она тебя ненавидит, ты изрешечённый пулями в окопе умираешь, а завтра она тебе даст всё и даже больше. И дело тут не в почёте, не в помощи от государства, а в том что люди жить должны. Особенно наши, те кто выжил, те кто родину отстоял. Да, нас осуждают. Особенно за океаном. Там если мужик на мужике женится, то норма. А наши обычаи, дикие и неправильные. То церковь небогоугодными посчитает, то какой-нибудь активист речи умные толкать начнёт.

— Вот ведь плесень.

— Зато свобода, — разводит руками Палыч. — А не как у нас. Не могу об этом, противно. Ну, а ты, Игорёк… Наставлять я тебя не стану, указывать как лучше тоже. Однако совет всё же дам. Парень ты умный, просто думай. Но думай не только о себе, а про окружающих не забывай. Любят они тебя, обе. Сильно любят. Да и ты, неравнодушен, это видно. Так что, соберись, выпрямись, ну и пригласи куда-нибудь. Пообщайтесь, узнайте друг-друга. Понимаешь?

— Спасибо Иван Палыч. Вы мне очень помогли. Но я не об этом поговорить хотел.

— А о чём? — удивляется директор.

— Я всё понимаю, правила тут другие. Запечатление это. Да оно случилось, как с Леной, так и с Таней. И я готов принять это, я сам этого хочу. Но не могу.

— Убеждения?

— Нет, Иван Палыч, другое. Вчера к нам Таня приходила. Состоялся разговор, о том что мы будем жить вместе. У меня приступ случился. Меня так выворачивало, что кричал от боли. Бился в припадке… Сегодня, смотрю на Таню, а мне как будто гвоздь в голову вбивают. Что со мной? С вами так же было?