Первостепь
Шрифт:
Долго львица глядела за станом двуногих. Устала глядеть, но глядела. Что-то её привлекало. Что-то такое, в чём она не могла отчитаться самой себе. Львы никогда не отчитываются. Они только читают следы. И сферы тоже читают, другие следы. То, что написано Жизнью, читают. Как двуногие через тысячи лет станут читать свои мельтешения, то, что сами себе накорякали. Но не ведомо львице такое далёкое, тутошней львице не ведомо, тамошней – может быть… Львица видела, как двуногие ходят туда-сюда, а их сферы прыгают, их сияния мечутся, будто двуногие сами не знают, чего же хотят. И того как будто хотят, и другого тоже, и ещё одного, а на деле, по-настоящему, разве что львица могла бы им издалека
Но теперь Сильная Лапа заметила стайку детёнышей. Двуногих детёнышей. Эти вроде бы направлялись к скалам неподалёку, и среди этих детёнышей один выглядел больше других, почти взрослым, но у этого сфера не мельтешила. У детёнышей двуногих сферы мельтешат меньше, чем у взрослых, у этого вовсе не мельтешила. Этот был жертвой. Приговорённым. На его сфере особая метка. Это как знак для львицы. Как просьба: «Убей же меня!» Убей и съешь. Как просьба и даже приказ. Львица не может отказаться от такой просьбы. Это как для двуногого найти вкусный плод и не сорвать, как для травоеда пропустить самые сочные травы. Не бывает такого, чтоб пропускали. Сильная Лапа приготовилась спрыгнуть, но что-то её задержало. Не нападают львы на двуногих, потому что те всегда мстят, не как другие, любой лев знает, что ему отомстят, станут выслеживать, но такой знак… как его пропустить, львица просто не может, её так и тянет напасть, так и тянет, будто кто-то чужой распоряжается её лапами, а этого чужого совсем не волнует, что будет после. Раз есть знак – значит, нужно напасть. Нападай!
Детёныш-жертва был не один. С ним шли и другие детёныши, конечно, они бы не помешали львице, они бы все разбежались и оставили жертву одну, однако у маленькой самочки сфера светилась совсем по-другому и сумела-таки отвлечь львицу. Эта девочка светилась как охотница, как готовая биться, до последнего биться, Сильная Лапа долго на неё глядела, как будто не в силах поверить. Не часто увидишь такое, детёныш-охотник, она вот раньше не видела. За этим детёнышем шёл и другой, тоже готовый сражаться, но уже не так сильно готовый, с не столь плотной сферой, такого всегда пересилит серьёзный противник, а львица, конечно, противник серьёзный. Серьёзнее некуда.
Сильная Лапа опять поглядела на жертву. Стоило ей отвести взгляд от той девочки, как сразу исчезли всякие колебания. Не могла она пропустить такой знак. Львица спрыгнула в пожухлую траву и быстрым охотничьим шагом направилась наперерез.
****
Когда солнце поднялось к полудню и голые спины покрылись солоноватой испариной, женщины решили передохнуть. Срезать колоски ячменя только поначалу кажется лёгким занятием. Когда этих колосков несколько штук. А когда ячмень так разросся, что, кажется, чуть не вся степь заячменилась, тогда совсем другой разговор. Даже кривой острый нож, называемый серпом, не выручает. Спина отказывается разгибаться, плечи
Наверное, есть и другая причина для полуденной лени. После стольких дней пиршества, когда стойбище переполнено мясом, женщины вышли по злаки скорее от скуки, чем от необходимости. Просто надоело объедаться. Просто приелись дымные чумы, мельтешение людей, одни и те же голоса, жирные запахи. А лишний запас зёрен не помешает. Чёрная Ива специально отошла подальше от остальных собиральщиц и с наслаждением окунулась в звенящую тишину слепящего солнечного дня. Половину кожаного мешка колосьев она настригла, если будет желание, то после отдыха наберёт ещё полмешка. Или не станет. Как будет охота.
Она отпила тёплой воды из длинной бычьей кишки, лежавшей в кустах, и услышала сбоку скрипучий голос Сквалыги:
– Подожди, не завязывай. Дай напиться и мне.
Чёрная Ива отдала ей всю кишку. Пускай отнесёт остальным, у кого нет своей воды, которые поленились тащить. А не то начнут ходить по одной. А ей хочется завалиться под невысокими кустиками и подремать. Почему нет, когда вокруг раскинулся в неге такой чудный день, когда ещё поют птицы и стрекочут кузнечики?.. Она так и сделает. Ведь скоро этому чуду конец. Совсем скоро.
Чёрная Ива томно прикрыла глаза и – испугалась. Почему-то подумалось, что сейчас примерещится Игривая Оленуха, вот сейчас, только веки сомкнутся. Пришлось не смыкать.
В кустах еле слышно прошуршала гадюка. Конечно, здесь полно мышей, её добычи. Полёвки обожают ячмень, а чёрные кисловатые ягоды ежевики любят, пожалуй, не меньше, чем красный боярышник. Но боярышник давно уже осыпался, а на ежевике кое-какие ягодки ещё, может быть, и остались. Чёрная Ива приподнялась на локте и вгляделась в колючий кустарник. Так и есть, вскоре она заприметила на краю кустов трепещущую веточку с зубчатыми листиками. Наверняка, там орудовала полёвка. Молодая женщина не поленилась подняться и подойти.
Мышь незаметно ушмыгнула во владения гадюки, а Чёрная Ива и впрямь нашла несколько переспелых кисловатых ягод, уже вот-вот готовых испортиться, и с удовольствием положила их в рот.
– Спасибо тебе, ежевика, – улыбнулась она. – Женщина не позволила пропасть твоему вкусному добру. Вырастай обратно!
Она хотела добавить ещё пару слов и для полёвки, которая, наверняка, обиженно пряталась неподалёку, но передумала. Полёвка не пропадёт при таком изобилии пищи. Пускай только поостережётся гадюки.
Чёрная Ива опять улеглась и стала думать о том, как похожи все люди и звери. Не зря же Первый человек заповедал: «Едите то, что едят звери и клюют птицы». Кто хочет быть грозным, как мамонт, ест то, что кушает мамонт, а потом и самого мамонта; а кто хочет быть юркой, как мышь, поедает то, что ест мышь. Но и крохотные мыши и могучие мамонты поедают один и тот же ячмень. Потому женщины тоже собирают ячмень. Только зубы людей не столь крепкие, как у мышей или мамонтов, поэтому женщины предварительно разгрызают зёрна камнями-тёрками. А потом пекут лепёшки. И ещё варят пиво для своих мужчин.
Со стороны остальных женщин донесся нестройный хохот, и Чёрной Иве стало любопытно, над чем это они там похихикивают. Она прислушалась, но не смогла расслышать, зато нечаянно услышала другое, хрустнувшую веточку. За её спиной неосторожно нагло брёл какой-то зверь покрупнее полёвки. Затаив дыхание, она обернулась. Серый волк уже глядел ей в глаза, и она испуганно вздрогнула. А волк тут же исчез, словно растаял в полуденном мареве.
Чёрная Ива не любит волков. Хотя эти звери и дружат с людьми, но в тенетах её памяти прячутся жуткие воспоминания. Чересчур жуткие. Она незлобиво вздыхает, но уже поздно. Память стремительно распахнулась.