Первые и Вторые. Второй сезон. Корнеслов
Шрифт:
Тихомир уже лежал в постели, когда занавесь колыхнулась и через узкую щелочку в каморку проскользнула Марфа.
Прикрывая рукой огарок свечи, она посмотрела на Тихомира:
– Не спишь?
Поставив свечку на сундук, она повернулась.
По телу Тихомира пробежали мурашки – в отблеске свечи мимолетно проступил силуэт ее фигуры, просвечивающий сквозь тонкую ткань ночной рубахи. Нет, она не была похожа на столичных светских плоскогрудых, болезненно бледных барышень из прошлой жизни Тихомира, утомляющих себя диетами для поддержания осиной талии. Ее крепкое, округлое тело с крутыми бедрами и высокой полной грудью призвало к себе.
Когда она тряхнула головой
Марфа смотрела на Тихомира не отрываясь, затем, опустив глаза, она задула свечу и очень медленно, словно чего-то опасаясь, легла в кровать.
Так близко друг к другу они не были никогда…
Он гладил ее гладкую спину, трепещущую грудь с набухшими сосками, небольшой мягкий животик, целовал округлые плечи, ямочки у шеи. Она легонько постанывала от удовольствия.
Когда его губы коснулись ее губ, Марфа вздрогнула и ответила на поцелуй…
Все закончилось очень быстро.
Тихомир был разочарован собой и только тяжело дышал. Марфа улыбалась, глядя в темноту, и гладила его по волосам.
Она никогда не скажет ему, что это значило для нее, чего ей стоило казаться спокойной, скрывая свои чувства. Наконец он рядом, здесь – и ей все равно, где это «здесь». Сегодня у нее не было никакого другого желания, кроме как доставить ему удовольствие.
Но теперь она знала – с этой ночи все будет по-другому…
7 серия
Эпизод 1. Вокзал
20 июня 1862 года, Москва
На скамеечке в тени деревьев небольшого сквера Николаевского вокзала на Каланчевской площади уже третий вечер подряд сидел тучный широкоплечий господин в возрасте. Его короткие густые черные с проседью волосы были взъерошены то ли от природы, то ли от накрапывающего дождика.
Господин, кажется, замер и не изменял позу – так и сидел все время, слегка отклонившись назад и закинув ногу на ногу.
Жандарм, проходивший мимо него который уж раз, хотел было подойти к подозрительному, но «обжегся» взглядом его выразительных темно-карих глаз и отвернулся.
В предыдущие вечера господин наблюдал за подготовкой к открытию Ярославского вокзала на противоположной стороне площади и строительством Рязанского вокзала – через пути. Сегодня, отогнав от себя мысли: «Почему русские любят „троицу“?! Зачем им три вокзала в одном месте? Прямо „площадь трех вокзалов“…», он продолжил просматривать свежий номер газеты «Московские ведомости», приуроченный к открытию Ярославской железной дороги и одноименного вокзала, построенных Иваном Федоровичем Мамонтовым:
«Правление Московско-Ярославской железной дороги извещает, что с 18-го числа августа открывается ежедневное движение от Москвы до Сергиева Посада, на первое время по два раза в день. Впрочем, в случае большего стечения желающих ехать через три четверти часа после обыкновенных поездов могут быть отправлены случайные поезда…»
Калужский мещанин Иван Федорович Мамонтов, заработавший миллионы
Господин не успел дочитать рубрику «Курьезы» об открытии Николаевской железной дороги десять лет назад: «В день открытия железной дороги произошел конфуз. Один царский чиновник, желая выслужиться перед начальством, приказал выкрасить рельсы белой масляной краской. Попав на участок со свежевыкрашенными рельсами, колеса начали буксовать, и поезд остановился. Чтобы уменьшить скольжение колес, пришлось мазать рельсы сажей, образующейся в паровой машине…» – как услышал протяжный гудок прибытия поезда.
Несмотря на невысокий рост и плотное тело, он пружинно поднялся и твердой уверенной, но неторопливой походкой направился к вагонам поезда.
Внимательно наблюдая за выходившими на перрон пассажирами, он довольно крякнул и провел рукой по шраму на подбородке, когда увидел свою цель.
Елизавета Тимофеевна, выйдя из вагона, в растерянности осмотрелась. Она не привыкла к тому, что ее никто не встречает, и, кажется, даже обрадовалась, когда к ней подошел неизвестный господин.
Она оценивающе посмотрела на него сверху вниз: укороченный черный сюртук, безупречно подогнанный к неказистой фигуре с явно непропорционально широкими плечами, свободные не по моде брюки и сияющие до блеска штиблеты.
Господин улыбнулся краешками узких губ и негромко, но четко произнес:
– С возращением, Елизавета Тимофеевна.
Она вопросительно прищурилась.
– Меня зовут Валерий Викторович Волков, – представился он и после короткой паузы добавил: – Я поверенный Андрея Георгиевича Медведя.
Видя замешательство дамы, он сделал скорбное лицо:
– Примите мои искренние соболезнования…
Глаза Елизаветы Тимофеевны начали наполняться слезами. Она отмахнулась и достала из рукава тоненький батистовый платочек с монограммой «ЕТМ».
Валерий Викторович, сделав деликатную паузу, спросил:
– Багаж?
Елизавета Тимофеевна отмахнулась:
– Я налегке.
Он понимающе кивнул, одной рукой принял ее саквояж, второй взял ее под локоток и коротко, по-простому, к удивлению мягким голосом, предложил: