Первые шаги
Шрифт:
— Да, общался. И нет, не похожа.
Мы опросили ещё несколько аборигенов и получили разный по форме, но такой же по сути ответ. Это наводило на размышления. Почему я не нахожу разницы, а все окружающие сразу же без колебаний утверждают, что я — не человек?
— Мы видим по-разному, — пояснил Иломор, в ответ на мой вопрос. — Некоторые Homo sapiens могут спутать тебя с представителем своего вида.
Мне стало обидно: неприятно чувствовать себя ущербной.
— Смысл тогда вообще в этих изменениях, если я их никак не ощущаю! Только ограничения добавились! — досада выплеснулась наружу
— Это подсознательная защита, — мягко сказал Иломор. — На самом деле организм химеры окончательно формируется не сразу, а в течение нескольких лет после того, как произошло слияние. Надо время, чтобы сборное тело приспособилось к самому себе. Думаю, тогда и ты поймёшь, в чём отличия тебя от Homo sapiens.
— То есть через несколько лет я могу сильно измениться? — пытаясь перебороть подступающую панику, уточнила я.
— Скорее всего — да. Но это не опасно. Поскольку ты до сих пор не погибла, то и дальше выживешь.
Но меня напугало не это. Во что я могу превратиться? Бурное воображение подсовывало различные варианты, и почему-то большинство из них — неутешительные. Нечто насекомоподобное, червеобразное или даже гуманоидное, но лысое, слепое, глухое и с пятнистой кожей. И ещё важный вопрос: сохраню ли память? Накатило истеричное возбуждение, но тут же схлынуло, сменившись благостным спокойствием. Зачем паниковать, пока для этого нет причин? События можно где-нибудь записывать. А с телом... Вот когда начну превращаться в монстра, тогда и стану переживать.
— А можно определить, во что в конце концов превратишься?
— Только при условии, что известно, из каких видов собрано тело химеры, — разочаровал меня Иломор. — Чаще всего получается что-то похожее на одну из составляющих или нечто промежуточное между ними в какой-либо вариации.
Теперь понятно, почему в тоне врача звучало сожаление, когда он говорил, что второй вид определить не удалось. Им наверняка тоже интересно исследовать, во что, в конечном итоге, превратится пациент. А уж как мне-то хочется это знать... Встряхнув головой, отогнала неприятные мысли.
— Если уж речь зашла об этом, как химеры вообще могут существовать?
— Когда мне поручили тебя, я навел справки о химерах. Твой случай первый не только в моей практике, но и во всём нашем государстве, — улыбнулся Иломор. — Шанс выжить у существа-химеры при слиянии меньше, чем один из миллиарда.
— А остаться в своём уме? — спросила я, вспомнив слова врача.
— Один против нескольких десятков тысяч из выживших.
— Это ведь теоретические выкладки?
Представшие перед мысленным взором горы трупов, подобных франкенштейнскому, монстров, покрытые шевелящейся и бессмысленно завывающей толпой таких же, заставили поёжиться.
— Нет, это результаты многолетних практических исследований.
— А откуда у вас такая богатая практика? Штампуете вы этих химер, что ли?
— В момент перемещения существ в Чёрную Дыру они могут притянуться друг к другу, смешаться и таким образом превратиться в химеру. Отсюда и статистика.
— И каковы шансы? — деловито спросила я.
— Чуть меньше, чем одна миллионная.
Перемножив в уме полученные числа и подсчитав количество нулей, я поняла, что сказанное
— Что-то слишком большие числа получаются. Даже если здесь живут только рендеры, всё равно их должно быть куда больше триллиона... Я даже названия таких чисел на вашем языке пока не знаю.
— Чёрная Дыра — это очень огромное пространство. Очень. Больше любой планеты во Вне. И даже больше сотен, тысяч и миллионов планет, взятых вместе.
Услышанное сначала шокировало, а потом заставило задуматься. С одной стороны, значительная часть сказанного кажется бредом. А с другой, голос Иломора звучит спокойно, так, словно он сообщает очевидные факты. Можно, конечно, считать всё обманом, а его самого — лжецом, но будет ли от этого польза? Есть ещё один, очень весомый для меня аргумент: куратор на явное недоверие реагировал ровно, приводил свои доводы, но не настаивал на том, чтобы с ним согласились. И почему-то именно это убеждает лучше всех доказательств. Кивнув, решила для себя не спешить отрицать то, что с первого взгляда кажется невероятным.
— А как часто сюда попадают рендеры?
— В разных местах по-разному. У нас — редко, около пяти на сотник, то есть пять разумных существ на площадь сто на сто километров в год[2].
Я прикинула числа, а потом с любопытством взглянула на Иломора:
— Всё равно много. Честно говоря, я бы на вашем месте ликвидировала рендеров, ведь неизвестно, с каким характером попадётся, вдруг пойдет воевать со всеми, не похожими на него. Неужели таких не было?
— Разумеется, были. Для них у нас созданы специальные заведения, в которых имитируется кусочек их естественной среды обитания.
— И вы никого не убиваете? — скептически потянула я.
— По крайней мере, стараемся такого не допускать. Ведь по сути рендеры не завоеватели, а жертвы, резко выдернутые из привычной обстановки. А вот в большинстве других стран жизнь рендеров ничего не стоит. Так что советую не забывать об этом, если решишь покинуть нашу страну. И ещё раз подумать.
— Кстати! — хлопнула я себя по лбу, вспомнив ещё один важный вопрос. — Которое не кстати. Вы ведь меня успокоительным кормите?
— Не совсем точно, но по сути правильно. Да, мы пользуемся методами, частично нивелирующими негативные и слишком сильные переживания. Но не через продукты. Скорее... как бы понятней объяснить... создаем поле покоя.
— Ничего себе частично, — тихо прокомментировала я. Если это — частично, то что же будет, если начнут воздействовать в полную силу? Попавший под действие такого поля превратится в блаженного идиота? — Совсем недавно, во время нашего разговора... — я замолчала. Не говорить же теперь, что запаниковала. Пока предавалась размышлениям, как мягче и корректней высказать вопрос, выяснилось, что в этом нет необходимости.
— Да, через некоторое время после того, как мы покинули поле больницы, ты сильно занервничала, поэтому я активировал переносное поле покоя. Когда эмоциональное состояние выровнялось, снизил его силу, теперь могу вообще убрать. Сделать это?