Первые
Шрифт:
Анюта вспомнила, что про Утина одно время много говорили в Петербурге.
Одни с укором, другие с одобрением. Говорили, что он был близок к Чернышевскому. Руководил студенческим движением.
— Да, его хотели арестовать, но ему удалось бежать, — сказала Наташа. — Правительство требовало его возвращения, но он не поехал. Его судили заочно и приговорили к смертной казни.
— Однако, я вижу, что и ты интересуешься социальными вопросами, — Наташа взяла книгу из рук Анюты. — Фурье! Было время и мы им увлекались. Но это все ведь
— Нет.
— Я принесу тебе «Коммунистический манифест». Ты, верно, даже не знаешь про Международное товарищество и что послезавтра здесь у нас, в Женеве, откроется первый конгресс?
О конгрессе Анюта знала, читала в газете.
— Надо пораньше выйти на улицу, чтобы увидеть делегатов, — сказала Ольга.
Они условились встретиться в день открытия конгресса.
Утром третьего сентября в половине девятого Анюта неслышно выскользнула из номера. В вестибюле отеля ее уже ждали Наташа и Ольга. С ними был Николай Утин.
— Рад видеть землячку, — сказал он, крепко пожимая руку Анюте. — Я знаком с вашей двоюродной сестрой, Наташей Армфельд. Убежденная революционерка. Она по-прежнему живет в Москве?
— Да. Мы детьми очень дружили, когда мы тоже жили в Москве.
Анюта смотрела на Николая Утина и думала: неужели это тот сокрушитель царских устоев, которого боялось правительство, который был приговорен к смертной казни? Ей казалось, что он должен быть строгим, неприступным, а у него была такая милая, даже застенчивая улыбка и карие глаза смотрели дружелюбно и одобрительно сквозь очки в железной оправе.
Разговаривая, они все четверо вышли из отеля. На улицах обычно по-провинциальному сонной Женевы толпился народ. Люди стояли у воззваний и листовок, наклеенных на стены домов.
«Освобождение рабочего класса есть дело самого рабочего класса».
«Сила рабочих в солидарности. Вступайте в свое Международное товарищество рабочих. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
— Кто такие пролетарии? — негромко спросила молодая женщина, читая листовку.
— У кого руки в мозолях. Рабочие, — ответил стоящий рядом мужчина.
Послышалась музыка. Все оглянулись, бросились к краю тротуара.
Посреди улицы двигалась процессия празднично одетых людей. Впереди развевалось красное знамя, на котором золотыми буквами было написано: «Нет обязанностей без прав, нет прав без обязанностей».
— Как много идет народа. Ты ведь говорил, делегатов только шестьдесят, — сказала Наташа, обращаясь к мужу.
— Да. Остальные — рабочие Женевы и окрестностей, часовщики, каменщики, ювелиры, столяры. Значит, они поддерживают конгресс.
Утины, Левашева и Анюта тоже присоединились к колонне. Они дошли до трактира Трайбера,
Анюта заспешила домой. Нужно было появиться в отеле до того, как встанет генеральша.
— Я приду к тебе на днях, — сказала на прощание Наташа. — Опять вытащим тебя из домостроя.
— Вряд ли это удастся.
— Ничего. Не будем терять надежды.
Наташа действительно через три дня появилась у Корвин-Круковских.
— Пойдем сегодня на рабочее собрание, — шепнула она Анюте.
Елизавета Федоровна встретила Наташу приветливо. Она знала родителей Наташи, князя и княгиню Корсини, бывала у них в Петербурге.
Наташа весело болтала, описывая жизнь Женевы, вечера и балы, где присутствовали высокопоставленные лица, князья, и графы, и австрийский эрцгерцог. Поведала о новинках в женевских туалетах и у какой портнихи можно заказать платье по последней парижской моде. Говорила о своих родителях, об общих петербургских знакомых. Однако ни словом не обмолвилась о том, что она замужем, что ее муж революционер, за которым охотится царское правительство, и что он жив только потому, что не явился на вызов в Петербург.
Генеральша с удовольствием слушала Наташу. Такая живая, умная и, по-видимому, серьезная девушка. И когда Наташа стала восторгаться погодой и попросила Елизавету Федоровну отпустить Анюту в парк и потом на концерт, генеральша согласилась.
В парке их ждали Ольга и Николай.
— До собрания еще есть время. Пойдемте посидим в кафе.
Там было много народа. С трудом они нашли столик.
— Я вижу здесь делегатов конгресса, — сказал Утин. Он, Наташа и Ольга поздоровались с пожилым человеком. Высокий лоб, внимательный взгляд серых глаз. В бороде серебрилась седина.
— Это Иоганн Филипп Беккер, руководитель немецкой секции Интернационала в Женеве, — сказал Николай Анюте.
Беккер сидел за соседним столиком в компании двух мужчин. Видно, они не остыли еще после недавних споров на заседаниях конгресса.
— Вы меня не убедите, — горячился высокий молодой брюнет, видимо, француз. — Я считаю, что женщина не должна работать. Сама природа точно указала женщине ее обязанности. Забота о муже и детях, охрана семейного очага — вот ее святое дело! Да, да. Во имя свободы женщины мы должны добиваться ликвидации женского труда.
— Я не согласен с вами, — спокойно сказал Беккер. — Как раз наоборот. Во имя свободы женщины мы должны добиваться, чтобы она могла работать во всех областях наравне с мужчинами.
— Наконец, вы забываете еще одно обстоятельство, — вмешался третий из сидевших за столиком. — Участие женщин в производстве увеличивает число борцов за освобождение рабочего класса.
— Нет, я остаюсь при своем мнении. Работа для женщин губительна. Они потеряют свою привлекательность и женственность. Это поведет к вырождению женщин, — сказал снова француз.