Первый и другие рассказы
Шрифт:
– У меня к тебе одна просьба.
– Какая?
– Протирай пыль хотя бы раз в неделю.
Аккуратно, чтоб не хлопнуть, закрыла за собой дверь.
II
Андрей Сергеевич долго переходил от одной картины к другой. Подолгу стоял. Присматривался. Глеб не выдержал.
– Ну, что?
Андрей Сергеевич покачал головой.
– Глеб, не то. Что-то ушло из работ. Всё распадается… Та, первая, – он сделал в воздухе жест, как бы обводя воображаемые бедра, – та была хороша.
Он подошел к одной из картин.
– Тени выглядят как огромные родимые пятна. Это тело отталкивает.
Он отошел, присмотрелся:
– Это Алька, что ли, с первого курса?
Глеб кивнул.
– Глеб-Глеб. Вы путаете творчество и жизнь.
Андрей Сергеевич посмотрел на часы.
– Так, мне на совещание надо. Работайте, думайте, пытайтесь… Время еще есть, – он хлопнул его по плечу, улыбнулся. – Все приложится.
В дверях Андрей Сергеевич окликнул Глеба:
– Та натурщица на стуле? Из наших, местных?
Глеб помотал головой.
– Не дадите телефон?
Глеб усмехнулся. Нацарапал на листке цифры:
– Но у нее телефон две недели не отвечает.
Андрей Сергеевич взял в руки бумажку:
– Возможно, он не отвечает только вам.
Глеб взглянул на него резко, и захлопнув папку, вышел из кабинета.
Глеб и его приятель сидели в столовой друг напротив друга. Откусывая хлеб, приятель быстро и с аппетитом ел суп. Глеб, не притрагиваясь, смотрел в окно.
Приятель перестал есть, взглянул не него:
– Что за траур? Ты про Сергеича всё?
Глеб не ответил.
– Да брось ты! А судьи кто? Ты когда в последний раз у него приличную работу видел, а? Он всё больше о методиках вещает и по конференциям разъезжает.
– Без него вижу, что плохо.
– Не самоедствуй. Лучше расскажи: девицу-то свою до оргазма довел? – приятель вытер улыбающиеся губы салфеткой.
– Нет. Мы расстались.
– Из-за этого?
– Из-за того, что я мудак.
Приятель отпил компот.
– Не, ну ты что-то совсем расстроен.
Глеб встал, придвинул к приятелю нетронутую порцию:
– Будешь? Я не хочу.
Приятель посмотрел на котлету. Улыбнулся смущенно.
– Бери-бери.
Приятель с аппетитом пододвинул к себе тарелку:
– Ленка в больнице. Я оголодал слегка.
Глеб нахмурился:
– Опять рецидив?
– Не, – приятель принялся за котлету. – На сохранении. Беременная.
Глеб присвистнул.
– А разве сразу после химии можно?
– Врач сказал – если Бог дал, значит, можно.
Глеб вошел в мастерскую, не разуваясь упал на кровать. Пол был такой грязный, что оставались следы. Он почему-то вспомнил, что сегодня среда. Её муж часто был в это время на футболе, и она забегала. Торопливо сметала пыль, что-то готовила. Иногда позировала. Он пользовался ею, как и множеством других женщин: ел, то, что она готовила, ходил по чистому полу, который она мыла. Рисовал её тело. Он не просил
Он встал, распахнул окна. С улицы дохнуло зноем. Он поднял прислоненную к стене картину. Наташа. Нежная и замершая. Вытащил из шкафа ветошь. Замотал в нее картину. Взглянул на часы.
Глеб хорошо помнил её адрес, хотя был тут только однажды. Большая сталинская арка, площадка с покосившимся турником, палисадник с одиноким кустом. Он стоял и курил, понимая, как глупо выглядит его появление.
Молодая женщина с коляской прошла мимо, с любопытством посмотрев на него. Проехал, прозвенев звонком, мальчик на велосипеде. Две долговязые подружки прошли, хихикая, с любопытством посмотрев на замотанную в простыню картину.
Наконец он заметил её. Она шла не одна. Поспешно бросив окурок, Глеб зашел в арку.
Они о чем-то говорили. Наташа улыбалась своей спокойной улыбкой. Её муж, высокий, cпортивный человек, рассказывая что-то смешное, открыл дверь подъезда. Пропустив её вперед, шлёпнул сзади. Она переливисто рассмеялась. Глеб почувствовал, как cжалось горло. Быстро пошел к остановке. Картина осталась стоять в арке.
– Как же так, Глеб? Где потеряли? Это была великолепная вещь! – Андрей Сергеевич возбужденно ходил по комнате. Глеб курил, глядя в окно. Андрей Сергеевич остановился рядом:
– А я вот в последний момент решился. Сколько можно заниматься административными вопросами? Я ведь тоже художник.
В девушке с обнаженной спиной, которую Андрей Сергеевич представил на конкурсе, Глеб сразу узнал Наташу. Картина имела ряд недостатков. Но странно – к ней тоже хотелось прикоснуться.
– Удивительная женщина, – смущенно говорил Андрей Сергеевич Глебу, – будто свет изнутри идет.
После вернисажа, когда они пили в служебной коньяк, он, раскрасневшийся и пьяный, шепнул Глебу:
– Я хоть и старик, но никогда донжуанству вашему не завидовал. На кой мне свиристели эти… А тут в первый раз затосковал. Такая женщина!
– Какая? – Глеб поднял пьяный, затуманенный взгляд.
Андрей Сергеевич c улыбкой наклонился к нему, шепнул что-то на ухо. Глеб нехорошо усмехнулся. Потом мотнул головой и налил себе еще.
Шок
Рейс задержали. Было два часа ночи по местному времени, когда они приехали в отель. Он сразу заснул, даже во сне сохраняя недовольное выражение лица. Марина стояла перед зеркалом, держа в руке открытую пудреницу и пытаясь рассмотреть свой затылок. Перед отъездом она подстриглась. Слишком коротко. Она переложила зеркальце из одной руки в другую. В зеркальце был виден затылок с тонкими, беспомощно торчащими волосами, жилистая шея и уши. Одно оттопырено. Школьный кошмар вернулся через четверть века и накрыл её прямо здесь, в отеле Майорки, куда она приехала с чужим мужем.