Первый и последний чародей
Шрифт:
Вместе с покойным дедушкой и дядей — добрым целителем Глеаннеохкантвой и великим и благородным анмаглахком Сгэйльшеллеахе — она когда-то относилась к нему как к члену семьи.
— Леан… — начал Оша, запнувшись на этом имени, — Странница… прости меня.
Она все еще не смотрела на него, и тогда он шагнул в переулок, чтобы взглянуть ей в лицо.
— Умоляю… Я так виноват… я очень сожалею, что не предупредил тебя, когда решил остаться.
Она тут же впилась в него взглядом своих больших зеленых глаз, словно извинения было последним, что она ожидала услышать. Неужели она была
С обиженным выражением лица, она опустила подбородок, и, хотя приоткрыла рот, так ничего и не сказала.
— Что мне сделать? — спросил он.
Одна слеза скатилась по ее щеке, утопив его в чувстве вины.
— Сделать? — прошептала она. — Я потеряла всю свою семью. Я была изгнана духами наших предков и из-за Бротандуиве мне пришлось бросить все, что у меня было. Я бы зачахла и умерла… если бы ты не заботился обо мне. — она с трудом сглотнула. — И ты покинул меня, оставив с греймасгой… ни сказав ни слова.
Оша едва мог дышать, словно вновь стоял в огненной пещере хейнасов, где его собственное оружие, сжигая плоть, сдирали с его запястий. Та боль, что едва не убила его, здесь и сейчас казалась ничем.
— Я не думал… — начал он. — Не знал, что тебя так…
— Как ты мог не знать? — она едва сдерживала слезы.
Ей стоило говорить потише, но он не посмел ей об этом напомнить.
— Ты остался из-за Винн, — сказала она без всякого выражения.
Оша замялся:
— Да.
Казалось, ей не очень-то хотелось продолжать, и когда она сползла по стене и присела, он не чувствовал облегчения.
Не желая себя прощать, он медленно присел перед ней и спросил:
— Было ужасно находиться под присмотром Бротандуиве?
— Ужасно? — повторила она. — Нет… одиноко. Магьер и Лиишил очень добры, но они связаны обетом и прежде всего должны заботиться друг о друге. Греймасга никогда не обижал меня, хотя заботился только о моем благополучии, вот и все.
Она посмотрела на него, прежде чем продолжить.
— Наш народ счел бы это возмутительным, возможно порочным, но маджай-хи значил для меня больше, чем кто-либо еще, хотя слышать его в моей голове все же жутко. Однажды в Чатсбурге, когда мне было так одиноко, он остался со мной, и мы не спали всю ночь, листая книгу о ремесленниках, среди других подобных нам… тех, кого называют Лоинна.
Раньше Оша так бы и сделал. Хотя сейчас он по-прежнему видел в маджай-хи священных защитников его народа, он научился воспринимать Тень скорее в качестве спутницы и наперсницы Винн. В последнее время Винн не раз называла Тень сестрой.
— Когда мы прибыли в этот город, — продолжала Странница, снова опустив глаза, — только тогда все стало ужасно, и я позволила бы себе умереть, если бы… если бы не Малец.
Чувство вины едва не сломило Ошу.
— Я должен был быть здесь… должен был остановить это.
Она слегка приподняла подбородок, возможно, чтобы посмотреть на него… его ноги, руки, грудь. Но не глаза.
— Я свободна, — тихо сказала она, — и Винн сказала, что не смогла бы вернуть шар духа без тебя. А это многое значит для Магьер.
— Я больше тебя не оставлю, — пообещал он. — Клянусь. — он развернулся и сел рядом, прислонившись
После недолгого молчания, она согласилась.
Стоило Гассану выйти на улицу, как сбылись все его предсказания. Городская стража, вперемешку с императорской, несла дозор в удаленных от центра районах города. Все выходы, включая порт, были перекрыты. Все выходящие сразу допрашивались и подвергались досмотру.
В ком бы Халида сейчас не обитал, тот либо обладал властными полномочиями в имперской гвардии, либо имел возможность влиять на их высокопоставленных офицеров. Каким бы полезным это не казалось, остается еще множество вариантов, в чем и была вся загвоздка.
Даже за пределами императорского двора есть те, кто имеет влияние на его политику и действия, а также на императорскую гвардию, как например Верховный Премин Авели-Джама. Гассан хотел бы поговорить с принцем и узнать, кем было предложено введение текущего военного положения. Но Гассан не отважился войти в контакт, так как не имел никакого представления о том, что происходило во дворце, да и сам Оуньял'ам до сих пор этого не делал.
Полностью погруженный в свои мысли он добрался до обители.
Он так давно привык к этому месту, что на улицах почти перестал замечать живших в нищете людей. Чтобы вписаться в местный колорит, он стал одеваться так же убого, как и они. Сдвинув защелку на покосившейся входной двери, он вошел внутрь. Лестничная площадка была пуста. Закрыв дверь, он замер в тишине, чтобы успокоить свои мысли.
Там наверху, в тайном убежище, стало слишком тесно, ведь оно никогда не предназначалось для одновременного размещения такого количества народа. В эти краткие мгновенья одиночества, он размышлял о том, как скоро он сможет рассказать подробности продуманного им плана. Остальным нельзя знать слишком мало, иначе у них возникнут вопросы, а если рассказать слишком много, это может привести к возможным изменениям, новым предложениям или различным требованиям. И сколько времени потребуется Магьер, чтобы прийти в себя?
Глубоко вздохнув, он двинулся вперед, и почти приблизился к повороту наверх, когда кто-то выступил из-за угла лестничного пролета. Когда он остановился в полумгле коридора, у него не осталось и шанса разглядеть лица, спрятанного под капюшоном плаща. Он совершенно не слышал, как кто-то спрыгнул у него за спиной, зато слегка почувствовал тяжесть, опустившуюся на пол.
В руке того, кто был перед ним, сверкнул стилет из белого металла. Он узнал слишком высокого старого Ан'Кроан.
— Не оборачивайся, — сказал Лисил у него за спиной.
Слегка потрясенный, но только потому, что его застали врасплох, Гассан вздернул бровь и попытался изобразить удивление:
— Как драматично. Полагаю, вы хотите поговорить со мной наедине… хотя могли бы просто попросить.
— Нам любопытно, почему ты решил использовать Магьер в качестве приманки, — сказал Бротан. — По нашим расчетам, для призрака ты представляешь куда более непосредственный интерес.
Гассан понизил свой повеселевший голос:
— Я никогда не говорил обратного.