Первый император. Сборник
Шрифт:
Царица, повитуха и девки дворовые перекрестились, с облегчением, а дитя зачмокал губами и не найдя соска груди вдруг закричал благим матом, посинел и головка его задергалась в левую сторону, сразу насторожив знахарку.
– Видно случилось ему повредиться от неправильного рождения ножками вперед и, возможно, будут потом припадки или вовсе падучая болезнь, когда человека бьют судороги, он падает, корежится и пена белая изо рта течет,– подумала опытная повитуха, но ничего говорить не стала: одна гроза прошла над ее головой, а другая может и снести ей голову от известия о припадочном недостатке у царского дитя.
Впрочем,
– Как наречете младенца? – спросила повитуха, пряча полученный рубль за пазуху.
– Царь передал через боярина Матвеева, что имя дитю будет Петр, в честь апостола Петра, хранителя ключей от райских ворот, – оживилась царица Наталья, не ожидавшая недовольства царя от вида ребенка, да и сама немало дивившаяся несуразным обликом сына. Но это был ее сын-первенец и в голове молодой царицы уже бродили мысли как бы сделать сына царем, поперек старших сыновей царя Алексея от прежней жены Марии Милославской, которую Наталье видеть не пришлось, но которую она ненавидела за многочисленное потомство от царя Алексея Михайловича.
– Померла бы Мария бездетной или народила бы только девок, и был бы мой Петруша первым наследником престола, а не третьим в очереди, как сейчас, – размечталась царица, но тотчас выбросила эти пустые мысли из головы: сыну минул только третий день жизни и пройдут годы, когда он сможет бороться за престол, но до тех времен долгих надо дожить и ему и ей.
На этом рождение царевича и успокоилось: к несуразному виду ребенка привыкли, тем паче, что редкие волосы покрывающие его тело, спустя дни отпали, да и личико немного посветлело, когда ребенок начал кормиться молоком.
Спустя положенное время царевича крестил патриарх Питирим и нарек его Петром, по желанию царя Алексея, при большом стечении ближних бояр и служивых людей.
В эти дни в дальнем сельце Орудьево был крещен и крестьянский сын Ивана и Дарьи Малых под именем Федор, но не в честь святого, а в память о своем деде, как пожелал Иван.
Два младенца родились на русской земле в один день, но в разном положении изначально: один в семье правителей, другой в семье холопов, хотя Господь, согласно Писанию, создал людей равными перед ним и между собой.
Люди быстро нарушили это равенство и тогда Господь, за их грехи, напустил на землю Потоп, от которого все люди погибли и уцелел только праведник Ной со своим семейством. Это семейство начало плодиться и скоро опять люди разделились между собой по положению и одни люди стали владеть другими, как владеют вещью.
Царь Алексей Михайлович – «тишайший», окончательно, своим указом, закрепил одних людей – холопов, за другими людьми – боярами и дворянами, а также церковью, которая признавая всех людей равными, сама владела и землей и людьми, хотя и земля и люди – суть творения Божьи и только Бог владеет ими.
Младенчество
После рождения царевича Петра жизнь в Кремле быстро вошла в привычное русло: царь Алексей занимался немного делами государства Московского, много – соколиной охотой и предавался чревоугодию, до которого был весьма охоч и потому был тучен, неповоротлив и задыхался при ходьбе. Лишь изредка царь навещал покои молодой
Первые месяцы после рождения сына царь Алексей иногда заходил в покои царицы посмотреть на своего сына Петра, всякий раз поражаясь несуразности вида младенца: голова его оставалась маленькой, словно у новорожденного, но тело удлинялось и удлинялось, а руки и ноги оставались короткими. Большие, черные, навыкате, глаза малыша смотрели в упор не мигая, когда бородатый отец приближал свое лицо к младенцу, чтобы внимательнее рассмотреть своего сына.
– В кого он такой уродился? – не переставал удивляться царь Алексей,– кожа черная, глаза басурманские, волосы чернявые с отблеском, словно у вороного крыла, да и по телу вытянулся, будто змей, – говорил он царице Наталье.
Однако, долго смотреть на ребенка не приходилось: увидев незнакомое лицо, царевич начинал орать и биться в судорогах, прибегали няньки и кормилицы, числом две, ибо малыш отличался исключительной прожорливостью и молока от одной кормилицы ему не хватало, чтобы насытиться, забирали и уносили младенца для кормления, оставляя царя с царицей наедине.
– Я тут приказал дьяконам поискать в записных книгах родословную Нарышкиных и выявилось, что в твоем роду, Наталья, был не то черный караим, не то хазар иудейской веры, по имени Исаак – вот его обличье, видимо, и передалось через тебя нашему сыну: не дай бог царский престол окажется в его руках – басурманская кровь даст о себе знать и царство Московское будут тогда ждать великие потрясения.
И то сказать: среди моих детей, если не считать дочь Евдокию, которая родилась и через два дня отдала богу душу – едва успели ее окрестить в православие, чтобы предстать перед Господом, царевич Петр будет тринадцатым моим ребенком, а всем известно, что число тринадцать – это не число бога, а число зверя, потому и называется чертовой дюжиной.
Царица Наталья на такие слова мужа не отвечала, а отвлекала его каким-нибудь пустяшным разговором или говорила, что сынок Петруша израстется со временем, как и все дети, и будет совсем другим с виду, но и сейчас он смотрит внимательно, весьма подвижен, и сосет грудь хорошо, потому что здоров.
На этом встреча царя с младенцем Петром заканчивалась, а царевна ластилась к мужу и обещалась навестить его вечером в царской опочивальне – если царь будет не против. Царь бывал не против встречи с молодой царицей, ибо, несмотря на тучность и возраст, был пристрастен к плотской утехе, помня Божью заповедь: «идите, плодитесь и размножайтесь» к людям и тварям земным, морским и небесным.
В одно из таких посещений, когда царь Алексей снова разглядывал своего несуразного вида сына, тот вдруг срыгнул молоком кормилицы прямо в лицо склонившегося над ним отца, облив бороду, уши и царское облачение, а потом залился громким плачем и начал дергать своей маленькой головкой словно припадочный. С этого случая, Алексей Михайлович перестал подходить к сыну при посещениях царицы Натальи, а та, от греха подальше, отправила сына с няньками и кормилицами в село Коломенское, где изредка навещала его, поскольку ожидала рождения следующего ребенка, которым оказалась дочь, нареченная Натальей, по настоянию царя Алексея Михайловича весьма благоволившему к своей молодой жене, несмотря на вздорность ее характера и небольшой разум.