Первый из десяти дней, которые потрясли мир
Шрифт:
– Будьте любезны, господа, сейчас начнется стрельба...
Рид вопросительно посмотрел на жену. Поняв его без слов, Луиза встала, повернулась к Вильямсу:
– Мы с Джеком лучше вернемся на улицу. А как вы, Альберт?
– Разумеется, с вами, - просто отозвался Вильямс, уже направляясь к выходу.
Невский - людской водоворот. На каждом углу под тускло, вполнакала горящими фонарями - толпа. За бурлящим перекрестком с Садовой Невский словно впал в обычное русло. Как всегда, сияли витрины дорогих магазинов, переливались огнями вывески кинематографов
Джон Рид и его спутники еще не знали, что в 14 часов 35 минут Ленин уже бросил во взорвавшийся овацией Белый зал Смольного знаменитые слова, потрясшие мир:
"Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась..."
Смольный бурлил. К его сверкающему огнями фасаду со всех сторон стекались все новые и новые отряды вооруженных красногвардейцев, матросов, солдат. В зыбком пламени разложенных во дворе костров тысячами ответных искр отблескивали штыки.
В самом Смольном - гул голосов, лязганье тяжелых подкованных сапог по паркету, бряцание оружия, хриплые выкрики командиров. Рабочие в черных тужурках, солдаты в длинных серых шинелях и высоких заломленных папахах, матросы в бушлатах, перепоясанных пулеметными лентами. За плечами у каждого - вниз стволом - карабин. У некоторых на поясе гранаты-бутылки. Время от времени сквозь бурлящий людской поток прорывался кто-нибудь из членов ВРК.
Откуда-то появился Луначарский, зажимая под мышкой пухлый портфель. Рид попытался его остановить.
– Некогда, некогда, только что окончилось заседание Петроградского Совета, приняты важные решения.
– И Луначарский исчез, словно растворился в шинелях, куртках, бушлатах.
– Хэлло, Джек!
Рид оглянулся. Откуда-то из глубины коридора к нему пыталась протиснуться женская фигурка Бесси Битти! И она здесь! Впрочем, удивляться не приходилось, Бесси журналистка, как говорится, божьей милостью. Где же ей быть в такие часы, как не в Смольном. Торопливо, азартно стала выкладывать новости:
– Петроградский Совет принял резолюцию, - Бесси вытащила блокнот, прямо с листа начала расшифровывать стенограмму: - "Совет приветствует победоносную революцию пролетариата и гарнизона Петрограда... Совет выражает непоколебимую уверенность, что рабочее и крестьянское правительство твердо пойдет к социализму... Оно немедленно предложит справедливый, демократический мир всем народам... Совет убежден, что пролетариат западноевропейских стран поможет нам довести дело социализма до полной и прочной победы..."
– Конечно, поможет, - Рид торопливо стал переписывать слова резолюции в свою записную книжку.
Огромный, ярко освещенный зал заседаний Смольного был набит до отказа. Повсюду - на скамьях, стульях, прямо в проходах, даже на возвышении для президиума - сидели люди. В
За столом президиума лидеры старого Центрального исполнительного комитета: бледные, растерянные, с ввалившимися глазами. Гоц нервно мнет в руке какую-то бумажку... Либер невидяще уставился пустым взглядом куда-то поверх голов, губы его беззвучно шевелятся.
Словно нехотя, над столом президиума поднялась карикатурная фигурка Дана в мешковатом мундире военврача. Вяло звякнул председательский колокольчик.
– Власть в наших руках, - печально начал Дан, его дряблое лицо свело тиком, - а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров.
Зал заревел яростно, исступленно:
– Долой! Вон! Министры нам не товарищи!
Под свист, улюлюканье, крики делегатов старый президиум очистил трибуну. Его место уверенно, по-хозяйски занял новый - четырнадцать большевиков.
Меньшевики протестуют, вскакивают, кричат. Им предлагают места в президиуме - пропорционально числу делегатов. Они не согласны.
– Это неслыханное насилие!
– вопит кто-то с места.
Бородатый солдат, сидящий рядом с американцами, резко встает и, перекрывая крик протестующих, гневно кричит:
– А что вы делали с нами, большевиками, когда мы были в меньшинстве?
Мартов протолкался к трибуне. Надтреснутым профессорским голосом заговорил назидательно:
– Гражданская война началась, товарищи. Наша задача - мирное решение вопроса...
В зале хохот, злой, непримиримый. И кто-то в ответ:
– Победа - вот единственное решение вопроса!
Офицер-"трудовик":
– Советы не имеют поддержки в армии, захват власти Советами преступление, нож в спину революции!
– Предатель!
– ревут солдаты.
– Корниловец! От штаба говоришь, а не от армии. Мы - за Советы!
Овация. И нет офицера. Словно смыло.
– Мы не можем остаться здесь и взять ответственность за преступление!
– истерически кричит делегат-меньшевик.
Группа меньшевиков, эсеров, еще кто-то устремляются к выходу.
– Скатертью дорожка!
– несется им вслед.
– Дезертиры! Предатели! В мусорную яму истории!
На какое-то мгновение в зале стало тихо, и в следующую же секунду, не выдержав собственной тяжести, тишина раскололась орудийным грохотом. Орудия цитадели царизма - Петропавловской крепости, - молчавшие двести лет, открыли огонь по Зимнему дворцу...
Рид сидел, уткнувшись в блокнот на коленях, стиснутый между Вильямсом и бородатым окопником с изможденным, землистым лицом. Воспаленные глаза солдата, не отрываясь, жадно следили за трибуной. Он не выкрикивал, не вскакивал то и дело с места, как другие делегаты. Лишь по тому, как сжимались в кулаки его тяжелые руки, можно было догадаться, какие мысли будили в нем речи ораторов.