Первый король Острова

Т. Ф. Анна

– Баш-ня, высокий дом – это башня, – Альмеайкотош выбрался из-под руки спящего Ганидайо и подошёл к костру.

Он сел напротив женщин, откинул со лба вьющиеся волосы и заговорил совсем без растягивания гласных. Будто прекрасно знал язык островитян, жителей Южной долины.

– Она говорит, мы приплыли вместе с людьми с Материка на корабле. Там на нас велась ловля…

– Охота, – подсказала Импила.

– Охота, – согласился мальчик. – Люди на Материке боялись живших в башне, а когда она погибла… – он подождал, но Импила его исправлять

не стала. – Люди подумали, что так боги наказали построивших… нас. Теперь они боятся тех, кого там строили. Поэтому нас убивают. И на Материке, и здесь. Люди думают, что мы можем построить новую башню. Моему отцу было видение. Башня будет построена, но это произойдёт здесь. Поэтому мой отец хотел, чтобы мы приплыли сюда.

– Чем она так опасна? – спросил вожак даарийцев, теперь и он подошёл к костру.

– Она сама по себе не опасна. Девять столетий это была закрытое селение умнейших людей Материка. В последние пять столетий там… строили таких, как они, – мальчик кивнул на Тальтугай.

– Как они? – удивилась Импила. – Но у тебя тоже есть рисунок на шее.

Мальчишка отрицательно покачал головой. Подошел к дочери вождя и показал метку. Она была другой. Если у взрослых были щит и меч, то у него книга и щит.

– Я другой. Они – стра-жи, я – муд-рец. Они – воины, а я, – Альмеайкотош долго молчал, пытаясь подобрать нужное слово. Его не перебивали, не пытались подсказать. Даариец же и вовсе, казалось, не слушал ребёнка с тех пор, как услышал про восстановление башни на Острове. – Я – хранитель знаний.

– Поэтому ты так хорошо говоришь на нашем языке? – спросила Импила.

– Да, я слушал вашу речь, запоминал, как вы говорите звуки, и понял скелет языка. Теперь осталось наполнить запас слов.

– А когда вы успели выучить наш язык? – удивилась дочь вождя.

– В башне. Один из наших мудрецов много лет назад был на Полуострове.

– Не может быть, – отрезал даариец, отвлеченный от своих мыслей словами мальчика. – Мимо моего племени ни одна мышь бы не проскочила!

– О, он плыл вокруг, – улыбнулся Альмеайкотош, глядя сквозь огонь на воина. – Но, когда вышел за водой, его схватило племя Воирьтош, кажется.

– Ваяртош! – усмехнулась Импила. – Теперь понятно, почему ты, Тальтугай, так тянешь гласные.

– Это всё прекрасно, – нахмурился даариец. – Но зачем люди приплыли сюда? Тебя ловить? Чтобы башня не появилась здесь?

– Нет, они ловят всех созданных в башне, а не только меня. Но сюда приплыли, чтобы выжить. Материк пострадал от смерти башни больше, чем Остров. На севере Материка всё сожжено, поля засеяны камнями, погода меняется из-за уничтожения перешейка.

– Почему Тальтугай сказала, что вы прогневали богов? – задумчиво спросил даариец.

– Так считают люди. Они думают, что дождь из огненных камней пошёл из-за того, что в башне строили стражей и царей.

– Но вы выглядите как мы, если не считать цвета её кожи, – кивнула на Тальтугай Импила.

– Но мы не люди. Они, – мальчик посмотрел на женщину. – Сильнее

и быстрее людей. Я умнее и лучше помню. Наша метка сделала нас не людьми.

Над огнём повисло молчание. Даариец и дочь вождя думали о чем-то своём, осмысливая услышанное. Альмеайкотош рассматривал, как ветер уносит в небо яркие искорки от костра. Тальтугай же сосредоточенно вслушивалась в ночную тишину. Потом она повернулась к ребенку и что-то сказала на их языке. Альмеайкотош отрицательно покочал головой.

– Сегодня вы переночуете с нами, – наконец заговорил даариец. – А завтра пойдёте своей дорогой. И пусть Гора и боги не пересекут наши пути!

Он встал, направляясь к своему навесу. Импила бросилась за ним, схватила за руку. Но под недовольным взглядом воина, всё-таки отпустила, отступила на шаг.

– Мы должны им помочь, – шепотом потребовала дочь вождя.

– Я не поведу их к нам – слишком опасно. Если другие пришлые прознают об этом, то могут напасть. Я не готов рисковать своим племенем ради этих выродков. Ты видела, что он сделал в деревне? – даариец кивнул на спящего стража. – Один против тридцати мужиков. За пару секунд он уложил их всех и при этом даже не ранил. А если это уловка? Если их здесь не трое? Ты думала об этом? Нет. Я рисковать не собираюсь.

– А я рискну, – Импила повернулась к Альмеайкотошу. – Вам не стоит оставаться одним в лесу, уходите завтра на запад. Там живёт моё племя. Мой отец вас защитит.

Она сняла с пальца родовое кольцо и протянула ребёнку, но даариец её остановил:

– Передашь им кольцо, и твой отец решит, что ты мертва. Завтра я напишу вождю Айконаро письмо. Заодно предупредим его, что пришлые заняли почти всю долину. А сейчас спать.

– Всё-таки в тебе есть немного добра, – улыбнулась Импила даарийцу.

– Я же сказал, мы не звери.

Глава 4.

Импила открыла глаза. Серое небо, расползающийся по земле почти прозрачный туман и осенняя, липнущая к коже прохлада. Дочь вождя села. Один из воинов сидел у костра, остальные ещё спали. Стражей и ребёнка в лагере уже не было.

– Держи, – вожак, заметивший, что Импила проснулась, подошел и протянул ей фляжку, – горячий отвар медовки и горной розы. Самое то, для такой погоды.

– Спасибо. Мы далеко отошли от реки?

– Нет. Опять собираешься искупаться? – усмехнулся воин.

– Да, и на этот раз предупредив тебя, – буркнула Импила, вернула фляжку даарийцу.

– Пойдём, – он ухватил её за предплечье, потянул, помогая встать.

На берегу дочь вождя остановилась. Её руки замерли, не решаясь развязать шнуровку корсажа. Она обернулась к даарийцу:

– Я могу рассчитывать, что ты не будешь смотреть?

– Мне дороги мои глаза. Не хватало потерять их из-за твоей любви к воде.

– Я просто не хочу предстать перед будущим мужем пропахшей лошадиной, – фыркнула она, развязывая корсаж, – достаточно того, что вас можно отыскать по запаху.