Шрифт:
1
Впереди, в сотне километров, спокойно катило по орбите исполинское колесо «Вышки», следуя давным-давно проторенной небесной стезей, надежной и привычной, как сама Земля. Николь знала, что станция L-5 находится именно там; об этом сообщало все оборудование — и многочисленные радары, и датчики, и сигнальные лампочки на приборной доске; жаль только, что станция погружена во тьму и не видна сквозь прозрачный колпак фонаря. На Земле Николь могла бы доехать до нее на автомобиле за час или в два раза быстрее долететь на своем «Буке»; здесь же такое расстояние корабль одолевает минут за пять.
— Контрольно-диспетчерский пункт О'Нил, — Николь машинально
— Сто двадцать первый, я КДП О'Нил, — проскрипел голос в наушниках. — Уточняем параметры вашего курса.
— Вас поняли, О'Нил, прием, — Николь оглянулась на второго пилота Поля да Куны — такого же, как и она, свежеиспеченного второго лейтенанта военно-воздушных сил Соединенных Штатов — и попросила доложить, как работает аппаратура.
— Как нельзя лучше, командир, — жизнерадостно откликнулся тот. — Последняя поправка была perfectemundo, все бортовые системы функционируют нормально.
— За исключением моего долбаного воздухопровода, — проворчала Николь, извиваясь в кресле и мечтая поскорее выбраться из громоздкого, неуклюжего скафандра, в котором прела уже добрых трое суток, с самого старта. Нельзя даже снять перчатки или шлем — разве что стрясется нечто непредвиденное. Пожалуй, такой момент и настал, поскольку шланг, засорившись, перекрыл ей доступ кислорода. Николь даже не догадывалась, как от нее разит, пока не разгерметизировала и не сняла шлем, чтобы вдохнуть воздуха. И тотчас же прониклась жалостью к тем, кто будет рядом, когда она выберется из скафандра; смрад прямо-таки убийственный. Правда, Поль тоже пахнет отнюдь не фиалками. И чем дольше Николь оставалась без шлема, тем сильнее чувствовала, насколько сопрела, да вдобавок ощутила мучительный зуд пониже спины; разумеется, именно там, где почесаться нечего и мечтать. Поерзав в кресле, она лишь усугубила собственные страдания. Ради приличной ванны она сейчас пошла бы даже на убийство. И в довершение всего Николь с самого завтрака терзалась желанием съесть двойную порцию сливочного мороженого с целой горой орешков, вишен и взбитых сливок. Уже одна мысль об этом доставляла ей непереносимые мучения.
Взяв шланг, Николь повернула главный вентиль, в шланге зашипело, и в лицо пахнуло прохладным воздухом. Победно улыбнувшись, она пристыковала муфту шланга обратно к скафандру.
— Вот так-то лучше, — проворчала Николь себе под нос, прикрыв глаза и мечтая о том, чтобы полет побыстрее закончился и она обрела бы хоть какое-то подобие человеческого облика. Она устала гораздо сильнее, чем предполагала, — в последний день ей даже с трудом удавалось сосредоточиться; а виной всему была только скука. С той поры, как они выбрались за пределы относительно оживленных околоземных орбит, делать было совершенно нечего. Кораблем управляли компьютеры, а Николь с Полем просто сидели, спали и глазели на дисплеи, исправно сообщавшие, что все замечательно. Непонятно, как переносят подобное экипажи рейсовых кораблей; пожалуй, Николь просто повезло, что в этом полете ее не разбирает что-нибудь лихорадочно сделать — например, попрыгать.
— Надень-ка шлем, командир, — подал голос Поль. — Не забывай о правилах.
— Да-да, сейчас, — откликнулась Николь, в тот же миг послав куда подальше все правила. Понятно, что она потакает себе, но на сей раз ей было на это наплевать. Впервые за последние дни она почувствовала себя сносно. — Что-то они чертовски мешкают с вызовом. Поль, сообщи-ка мне нашу скорость и расстояние до станции.
— Тангенциальная составляющая 170 метров в секунду, константа; присутствует отрицательная нормальная
— Супершикарно?
— На все сто, командир. Точь-в-точь как я.
Николь фыркнула, но не удержалась от улыбки и потянулась за шлемом. Они с Полем знакомы уже шесть лет — сперва однокашники, потом друзья, а с недавнего времени и любовники — так что он давным-давно знает, за какие ниточки дергать и когда.
— Сто двадцать первый, я — О'Нил. — В бесстрастном голосе диспетчера проскользнула тревога, и Николь вмиг оцепенела и забыла о скуке. — Отмечено небольшое отклонение от полетного коридора, положительный вектор в ноль семьдесят два метра в секунду. Пожалуйста, внесите поправку, конец связи.
— Вас поняли, О'Нил, прием. Поль?..
— На дисплеях все в норме, — тряхнул головой тот. — Дрейфа быть не должно.
— По-твоему, они нам соврали? Вруби-ка радар ближнего обзора.
Большой 35-сантиметровый экран в центре приборной панели тотчас осветился. На компьютерах яркими разноцветными линиями обозначился маршрут челночного корабля, сопровождаемый непрерывно меняющейся колонкой цифр и буквенных кодов несметного множества курсовых характеристик.
Бросив взгляд на экран, Николь поняла, что диспетчер прав.
— Я так и думала, что все слишком хорошо, чтобы оказаться правдой! Проверь технические системы и запусти тест ведущего автопилота; курс надо было уже давным-давно выровнять. А заодно проверь и основные датчики сбоев. Я рассчитаю поправку.
Она снова протянула руку к шлему, вполуха слушая оправдания Поля.
— Николь, я тут ни при чем! Дрейфу просто неоткуда взяться. Двигатель заглушен, мы летим по баллистической кривой… Эгей! Нашел! В топливном баке номер три падает давление.
Едва он успел договорить, как они полностью осознали случившееся. Этот бак питает ОМС — орбитальную маневровую систему челнока. Словно по команде астронавты одновременно потянулись к выключателям на потолочной панели, раскрашенным, как леденцы, в белую и красную полоску, с надписью: АВАРИЙНЫЙ СБРОС, но так и не притронулись к ним.
Раздался жуткий грохот, и весь мир перевернулся вверх дном.
Чтобы разобраться с засорившейся муфтой воздухопровода, Николь ослабила привязные ремни, и взрывная волна отшвырнула ее на фонарь. В тот же миг шлем отлетел назад, попутно ударив ее по лицу, и Николь, не удержавшись, громко вскрикнула от боли. Во рту появился солоноватый привкус крови, заструившейся из прокушенной губы. Нос тоже кровоточил; остается только надеяться, что он не сломан. «Так тебе и надо, — пронеслось в голове у Николь, — впредь будешь умнее». Челнок закувыркался, и незакрепленные предметы заскакали по кабине. На главном пульте зловеще замигали оранжевые лампочки — бешеное вращение корабля пагубно сказалось на работе бортовых систем, и они быстро вышли на критический режим.
Николь совершенно утратила ориентацию. Перед глазами мелькало то звездное небо, то Земля, то ослепительно яркое Солнце. В наушниках едва слышно раздался чей-то голос, но она намеренно проигнорировала его, сотворя благодарственную молитву за то, что в детстве ходила под парусом в Атлантике при любой погоде и навсегда избавилась от морской болезни. Однако ее беспокоило, как переносит эту чехарду Поль — если его стошнит в шлем, второму пилоту придется туго.
Оттолкнувшись ногами от пульта, чтобы снова оказаться в кресле, Николь одной рукой затянула привязной ремень, а другой сорвала защитную крышку с панели аварийного сброса. Затем откинула предохранительные колпачки и щелкнула тумблером. На корме снова громыхнуло. Взглянув на приборы, Николь отметила, что пиропатроны отстрелили взорвавшийся бак.