Первый Рубикон
Шрифт:
—Спрячь эту монету, — хмуро посоветовал сулланец. — Толку-то от нее... На вино, чтобы забыть вид твоей крови, и то не хватит!
— От одного денария, верно, толку мало! — согласился Цезарь и вынул из кошеля новую монету. — Но этот Юпитер на пару с Меркурием уж наверняка подарит тебе богатую упряжь для коня. А все мои Нептуны, Ромы, Минервы — всего двенадцать тысяч сестерциев — вырвут тебя из нищеты!
—Двенадцать тысяч?.. — не поверил сулланец.
Цезарь протянул ему весь кошель. С трудом удерживая себя, чтобы не прибавить шагу,
—Возьми. Это все, что у меня осталось...
—Что ж, — поразмыслив, согласился офицер. — Пожалуй, это действительно больше, чем даст мне Сулла!
Он торопливо спрятал ларец в сумку, что висела на боку коня, и приказал поджидавшим его в почтительном отдалении воинам продолжать путь.
Незадолго до заката, задремавшего, несмотря на дорожную тряску, Цезаря, разбудил удивленный голос Эгея.
— Господин, а господин!
— Что? — мгновенно вскинулся Цезарь. — Сулланцы?
— Да нет! — засмеялся грек и показал пальцем на небольшой взгорок, с которого, размахивая руками, сбегали два человека. — Никак, наш Беот!
— Он! — согласился Цезарь, узнавая в одном из бегущих отпущенного им на свободу возницу.— А кто второй?
Вторым оказался худощавый, сгорбленный мужчина, представившийся вольноотпущенником одного из живших поблизости крупных землевладельцев. Низко поклонившись Цезарю, он подтолкнул к повозке Беота:
— Скажи, это действительно твой раб?
Не успел Цезарь ответить, как его бывший возница повалился на колени и закричал:
—Господин, скажи ему всю правду! С самого утра меня заставляет искать тебя на дорогах!
—Зачем?
– нахмурился Цезарь.
—Чтобы убедиться, что эта вольная неподдельная! — охотно пояснил мужчина, доставая из-за пазухи свиток папируса.— Сейчас столько рабов убивают своих господ и подделывают их почерки, столько похищается печатей, что порядок требует. .
—Я действительно дал свободу этому рабу! — оборвал вольноотпущенника Цезарь.-Или тебе мало моего слова?
—Мне мало слова представителя одного из славнейших родов Рима?
– вскричал мужчина. — Да мне достаточно было увидеть этот документ, чтобы сразу понять, что его писала не грубая рука варвара, а рука истинного квирита, но...
—Но?! — неприятно изумился Цезарь.
—К сожалению, я маленький человек, ничтожный чиновник...— невольно попятился мужчина. — И мне приказано либо доставить тебя к своему начальнику, либо убить этого раба на месте.
—Бывшего раба! — теряя терпение, отрезал Цезарь. — До которого мне, кстати, больше нет никакого дела!
Он поднял руку, чтобы дать знак Эгею следовать дальше, но Беот стал целовать колеса 34 повозки с мольбой пощадить его, а вольноотпущенник, еще ниже кланяясь, принялся уговаривать:
—Мой начальник остановился на постоялом дворе всего в пяти милиариях* от этого места. Это небольшой тихий домик, в нем вот уже несколько дней не останавливалось
—Может и правда заедем, Юлий? — умоляюще заглянула в лицо мужа Корнелия.
—Столько хлопот из-за какого-то раба... — с подозрением покосился на вольноотпущенника Цезарь.
—Не какого-то, а, возможно, беглого! — напомнил вольноотпущенник.
—Что, опять?!
—Так может подумать мой начальник... — вновь забормотал мужчина. — Ведь если ты не поедешь со мной, я должен буду распять его как беглеца, прямо на этом холме!
—О, господин, пощади! — завопил из-под повозки Беот.
Цезарь задумался. Что-то подсказывало ему немедленно ехать дальше. Но уязвленное самолюбие, измученный вид жены и дочери, наконец, мысль, что эта возможность пере-ночевать в тепле и поужинать для них, оставшихся без единого асса, быть может, последняя на целую неделю вперед, оказались сильнее.
—Ладно, забирайся в повозку, покажешь дорогу Эгею.
Пока они ехали пять милиариев, заметно стемнело. Кутаясь в тяжелые лохматые тучи, на небе замигали редкие звезды. Дождь то сеял, то переставал. Вольноотпущенник монотонно рассказывал, какой у него строгий и справедливый начальник, и для убедительности клялся богами своей далекой родины. Беот, задыхаясь, бежал следом за повозкой. Корнелия с дочерью быстро задремали, и когда они подъехали к постоялому двору, обе крепко спали.
—Пойду, узнаю, не появились ли в доме сулланцы, — спрыгнув на землю, предупредил мужчина.
– А вы пока ни на шаг от повозки.
Он пробежал по дорожке и юркнул в дверь небольшого деревянного дома. Замызганная, без единого окна гостиница ничем не отличалась от старых жилищ, с незапамятных времен разбросанных вдоль всех римских дорог.
Обеспокоенный поведением вольноотпущенника и тем, что на скрип подъезжавших колес из дома не выбежал радушный хозяин, Цезарь осмотрелся и, увидев костер, решительно 35 направился к нему.
*Милиарии - столбы или просто большие камни, устанавливаемые на римских дорогах через каждые 1000 шагов.
—Не велено отходить от повозки, господин! — умолял его Беот, ковыляя сзади, словно неверная тень. — Нельзя туда...
От костра донесся приглушенный стон, и Цезарь прибавил шагу.
—Кто здесь? — окликнул он.
—Помогите... — донеслось в ответ.
У костра лежали два связанных человека в изорванных тогах.
Цезарь при помощи Эгея повернул их лица к огню и едва не вскрикнул от неожиданности, узнав давних друзей своей семьи — отца и сына Кальвиниев.
Прославленный полководец Кальвиний-старший и подававший немалые надежды своим ораторским искусством Кальвиний-младший лежали, связанные веревками, словно последние беглые рабы.