Первый шаг (сборник)

Лапин Борис Федорович

— Это же, если разобраться, не просто мост, — сказал Пирожков. — Кусочек Трассы. Мост в будущее.

— А будущее, как известно, начинается сегодня, — напомнил Арканя. — Чего ты ждешь от будущего, Кулибин?

— Я? Ну прежде всего — мира. Вечного. Чтоб даже слово «война» позабылось. Потом — чтобы труд абсолютно для всех стал радостью. Чтобы стяжательство стало общественным позором, чумой, проказой. Ну вот. А когда это сбудется, хочу видеть людей добрыми.

— Добрыми?!

— Именно.

— И бандитов тоже? Ага, понял, бандитов уже не будет. Но все равно очень интересная мысль. А ты, Юлька, что скажешь?

— Только это

мое личное пожелание… Пусть бы о человеке никогда не судили по внешности!

— Считай, одиннадцать душ уже готовы к переселению в будущее, — пошутил Федя.

— Ну если бы по времени можно было кататься туда-сюда, они бы нам прислали сотню-другую самых опытных спецов, — высказался Усатик.

А Илья развил его мысль:

— Если бы научиться управлять временем, я бы такой фортель выкинул. Бездельникам, потребителям и небокоптителям урезал бы время. Каждый час этак вдвое подкоротил бы. Чтоб не транжирили зазря общественное достояние. Честно. А работникам, творцам, созидателям вдвое удлинил бы. Да только им все равно не хватит…

— А я… я… — выкрикнул вдруг Валька Сыч. — Я бы о человеке по душе судил! Официальные звания ввел бы: серебряная душа… стальная душа… бумажная душонка. А для самых… самых душевных, — он в открытую глянул на Юльку, — установил бы высшее звание — Золотая Душа.

— Ну это уж ты, пожалуй, слишком, — усомнился Пирожков.

— Ничего не слишком!

Упали первые капли дождя, и ребята начали расходиться. В этот момент и увидела Юлька, как Сыч вырезает что-то на прутике.

— Что это ты режешь, Валька?

— А это, Юля, моя летопись.

— Летопись?!

— Ну да. Календарь Трассы. Вот на этой палочке каждая зарубка — день на Ое. На другой — мост через Чуранчу. И так далее. А потом свяжу их вязанкой, и готова моя первоначальная летопись Трассы.

Это была ночь с шестого на седьмой день творения моста через Ою. Громыхавшая в отдалении гроза принесла такой ливень, какого никто в бригаде отродясь не видывал. Вода рушилась из поврежденной небесной тверди не дождем — лавиной.

Едва рассвело, гурьбой бросились к мосту. Куда там — во всю ширь долины, от леса до леса, катило мутный, пузырящийся, напряженный гудящий поток. Только где-то далеко, на середине этой полноводной реки, бессмысленно торчали четыре покосившиеся игрушечные коробки: три в кучке и одна поодаль. Несвязанные, еще не полностью загруженные балластом русловые опоры снесло внезапно обрушившимся паводком. Ближнюю, пирожковскую; своротило метра на три, а стоявшую на самой русловине под крутым берегом сычевскую уволокло аж на десяток метров.

Вот когда вспомнился Илье тот самонадеянный разговор с Деевым. И наверняка вспомнилось, что не плюнул.

Ломалось все. Не только график отряда — график СМП, график автопоезда и, стало быть, график Трассы. Еще бы, вместо начала августа взять Перевал только в конце ноября! Предупреждал же Деев: «Вся Трасса в тебя упрется». Теперь, даже если день и ночь заново рубить русловые опоры, ни за что в срок не уложиться. Первое августа, первое августа, первое августа…

С полчаса Илья сидел в углу вагончика убитый, хрустел пальцами и кусал губы. Знать хотя бы гидрологию этой треклятой Он: на убыль пойдет или еще прибавит, оставит в покое «быки» или вовсе унесет? Но ни площади бассейна реки, ни паводкового горизонта, ни расхода воды никто с сотворения мира не мерил и не считал. Глядя в оконце на

проносящуюся мимо стихию, Усатик вздохнул:

— Оя-ей!

Илья встрепенулся, поднял голову, расправил плечи, точно сбрасывая последние путы оцепенения, и сказал твердо:

— Спать! Спать с утра до вечера с перерывом на обед. В запас. Набираться сил. Не исключено, придется и ночи прихватывать. Честно.

В полдень дождь прекратился, тучи разогнало, с новой силой припустило солнце.

К вечеру вода заметно пошла на спад.

Утром уже можно было продолжать работу, но не на русле — на берегу: готовить прогоны, связи, стояки, настил. Но дело не ладилось, да и у кого подымется рука тесать поперечины, коли нет русловых опор? Не с конька начинают строить дом, с фундамента… До обеда о «быках» никто и речи не заводил — одно расстройство. В обед наскоро сколотили плотик из десятка бревешек и на тросе спустили к нижней снесенной опоре. Илья и Валька Сыч осмотрели ее, ощупали, обмерили шестом дно вокруг, но, судя по всему, ни словом не обмолвились ни там, на «быке», ни по пути к вагончикам. Только за чаем Валентин сказал:

— Твою-то, Пирожков, выправим. Поставим на место. А вот мою…

Все с надеждой смотрели на Илью, потому что не в этом «быке» было дело, этот-то можно подвинуть, поправить, — а в том, сычевском. И если уж сам Кулибин ничего не придумает… Илья проговорил задумчиво:

— Три бульдозера… Да одиннадцать здоровенных мужиков. Это сколько же в пересчете на лошадей? Целый табун. Неужто не вытянем?

И тут же, сдвинув посуду, Илья и Валька Сыч принялись чертить параллелограммы со стрелками, подсчитывать тонны, метры и лошадей. Две лобастые головы упрямо сошлись лоб в лоб, чуб против ершика, точно в некоем научном поединке, и Юлька смотрела на них с почтением, потому что ни слова не понимала из этой дискуссии. Они как мячиками перекидывались упругими резиновыми словами: «угол атаки», «разложение сил», «цугом», «поставить распорку», «зачалить», «сдвоенной тягой», «сцепление с грунтом» — а время шло. Они спорили, горячились, чертили чертежик за чертежиком, убеждая и опровергая друг друга, а катастрофическая грань первого августа надвигалась неуклонно и неотвратимо.

Валька взъерошил чуб, воздел руки к потолку и взмолился:

— Господи, дай мне точку опоры, и я сверну этого чертова «быка»!

И тогда Илья хитро прищурился и ответил:

— Зачем просить у бога, если могут дать люди? Вот тебе точка опоры… — И ткнул карандашом в чертеж.

— Ай да Кулибин! — завопил Валька Сыч. — Прошу встать, шпана, перед вами и впрямь Кулибин!

А Илья сказал:

— Айда, ребята, рискнем. Честно — должно получиться.

Они поднялись и ушли. Юлька глянула на часы. Было четырнадцать десять двадцать седьмого июля. С этого мгновения время потеряло смысл…

Она побоялась сходить посмотреть, что они будут делать «с этим чертовым «быком», чтобы опять не рассердить Илью. Но издали, с горки, все же глянула. Два бульдозера, надрываясь, тянули сдвоенной тягой с берега — и только искры высекали траками из камней. Третий отчаянно загребал по воде, что твой пароход. Парни, стоя по грудь в реке, поддевали «быка» здоровенными слегами. А с кабины бульдозера, отчаянно размахивая руками, дирижировал Илья. Но в тот момент, когда «бык» стронулся с места, у них лопнул трос, и Юлька закрыла лицо ладонями, а потом и вовсе убежала, чтобы не сглазить.