Первый выстрел
Шрифт:
Другие, наоборот, не верили в побег. Они тоже «своими глазами» видели автомобиль, в котором везли арестованных в Севастополь. А кое-кто говорил и так: «Сами расстреляли арестованных, а делают вид, будто ищут».
Для подобных разговоров были все основания, так как даже арестованных по подозрению нередко расстреливали без суда и следствия.
В Судаке о Никандре Ильиче сожалели многие, и еще долго его имя поминалось добрым словом. В «клубе» возле парикмахерской часто можно было услышать: «Жаль, нет профессора… Он бы точно объяснил». А отец
Осиротевшие мальчики после смерти учителя посуровели и как-то сразу повзрослели.
Глава IV. СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ДНЕЙ
1
Ранняя весна 1919 года. Юра с Лизой забрались в «сховище» и вдвоем молча читают книгу де Костера «Легенда об Уленшпигеле». Эту книгу Никандр Ильич дал Сереже незадолго до своей гибели. Юра долго выпрашивал ее, но Сережа упрямился:
— Никому никогда не дам… Мало ли что может случиться с книгой! Не выпущу из дома.
Все же Юра выпросил ее только на четыре дня. И вот теперь они с Лизой, пользуясь каждой свободной, минуткой, читают ее вместе, чтобы сэкономить время. Перед тем как перевернуть страницу, Юра взглядом спрашивает Лизу. Она молча кивает: «Переворачивай, можно».
…Яростный, храбрый Тиль Уленшпигель, его веселый толстый друг Ламме Гудзак, подруга Тиля — верная Нелле… Их Фландрия в огне, в виселицах, свирепые поработители топчут ее, грабят. А отважные, веселые и беспощадные гёзы борются за свободу родины. Как похоже на то, что происходит сейчас в Крыму! И Гриша-матрос похож на настоящего гёза.
— Пепел Клааса стучит в моей груди! — тихо шепчет Юра и думает о Никандре Ильиче.
Наверху, у графа, как всегда, гости, офицеры.
— Что, Жоржик, — сказал невидимый Юре гость, — видно, опять драпать будем? — и грубо выругался. — Красные уже к Каховке и Мелитополю подступают, жмут вовсю, вот-вот в Крым ворвутся, ей-богу! На фронт идти — дураков нет, сразу пулю в грудь получишь. А здесь большевистские партизаны пулю в спину влепят… Кругом шестнадцать, Жоржик! Пора сматывать удочки и о шкуре своей подумать. Есть дельце на пару: в Алупкинском дворце я десяточек картин присмотрел. Легко взять можно. Да два ящика старинного серебра на виду имею. Покупатель есть, американский капитан…
— А какими деньгами платить будет? — спросил второй офицер. — Если деникинскими «колокольчиками», вались он к дьяволу! Только валюта!
Голоса удалились. Юра закрыл книгу. «Драпать будут? — удивился он. — Надо Трофиму Денисовичу сказать. И про картины. Он ведь говорил, что печенеги разворовывают ценности из крымских дворцов, следить надо…»
Послышался звон шпор, стук отодвигаемых стульев. На веранду вышли гости.
— Господа, положение весьма тревожное! — произнес кто-то с сильным иностранным акцентом.
— Это полковник Труссон, командующий союзными войсками в Крыму, — шепнула Лиза.
— Я
— Ну-ну, дорогой полковник, вы, право, преувеличиваете! Лучше ознакомимся, как знатоки, с этой коллекцией вин нашего любезного графа, — сказал кто-то.
— Я говорю вполне серьезно! — не унимался Труссон. — Мы бескорыстно даем деньги, оружие, содержим здесь свои эскадры. Через Севастополь вы получили английские танки, сотни тысяч снарядов, в прошлом месяце вам прислано сто тысяч английских сапог! Где это все? Ваши добровольцы предпочитают держаться подальше от фронта и в тылу торговать сапогами и «штурмовать» бутылки и женщин…
— Господин полковник! — перебил француза хриплый бас. — Разрешите напомнить, что стойкость и храбрость русского солдата известны всему миру! И я не позволю…
— Сдаюсь, сдаюсь! — поспешно сказал француз. — Вы справедливо говорите о замечательном русском солдате. К сожалению, храбрые русские солдаты у большевиков. А офицеры «белой идеи» у вас!.. — язвительно закончил он. — Мобилизованные же вами солдаты при первой возможности переходят на сторону Советов…
В разговор вступил граф:
— Мосье Труссон, не упрекайте! Большевики отбирают солдат не только у нас, но и у вас. В Севастополе матросы линкора «Мирабо» восстали, арестовали офицеров и посадили крейсер на мель. В Одессе взбунтовались экипажи ваших лучших кораблей, подняли красные вымпелы, отказались стрелять в большевиков. И вы вынуждены были отвести корабли от берега, арестовать сотни матросов. На линкоре «Франс» — революционный комитет! У вас ежедневно происходят стычки между офицерами и матросами. На греческих, английских и французских кораблях открыто распевают «Интернационал». Вот почему вы боитесь двинуть свои войска хоть на десять верст внутрь Крыма. Не надо упрекать друг друга, у нас общая опасность, общий враг!
— Браво, граф! — закричал кто-то. — А насчет «бескорыстной помощи» союзников лучше умолчать. В случае победы над большевиками союзникам возвращаются царские долги — одиннадцать миллиардов золотом. Ого-го! Куш! А если победят Советы, вместо куша они получат кукиш! Ленин не собирается платить царских долгов. Ну, и нам известно, что в Париже и Лондоне уже созданы компании по эксплуатации украинской руды, кавказской нефти, архангельского леса…
Француз, видимо, очень рассердился: