Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей
Шрифт:
Глокта постучал тростью по ноге:
– Едва ли это случилось недавно.
– Да, верно…
Повисло молчание.
– Генеральный инспектор, вероятее всего, скоро получит весьма значительное повышение, – сказал Сульт. – Его ждет место в закрытом совете.
«В закрытом совете, да неужели? И правда, весьма значительное повышение!»
Однако Халлек, казалось, не испытывал особого восторга.
– Я могу считать этот вопрос решенным, только когда его величество изволит пригласить меня, – отрезал он. – Не раньше.
Сульт без усилий обогнул
– Я уверен, совет понимает, что вы единственный, кого стоит рекомендовать теперь, когда Сепп дан Тойфель больше не является кандидатом.
«Наш старый друг Тойфель? Не является кандидатом для чего?»
Халлек нахмурился и покачал головой.
– Тойфель… Я работал с ним десять лет. Он мне никогда не нравился…
«И никто другой, судя по твоему виду».
– Но я никогда бы не подумал, что он изменник.
Сульт скорбно покачал головой:
– Мы все тяжело это переживаем. Но вот у меня его признание, черным по белому. – Он со страдальческой миной потряс сложенным листом. – Боюсь, коррупция пустила корни очень глубоко. Кто знает это лучше меня? Моя печальная обязанность – прополка нашего сада.
– Верно, верно, – пробурчал Халлек, угрюмо кивая. – И вы заслуживаете за это благодарности от всех нас. Как и вы, инквизитор.
– О нет, только не я, – скромно возразил Глокта.
Некоторое время все трое взирали друг на друга, изображая взаимное почтение. Наконец Халлек отодвинул свой стул.
– Что ж, ладно. Налоги сами собой не взимаются, и мне пора возвращаться к работе.
– Постарайтесь провести с удовольствием последние дни на этом посту! – посоветовал Сульт. – Уверен, король пришлет за вами очень скоро!
Халлек позволил себе скупейшую из улыбок, затем попрощался с ними сдержанным кивком и зашагал прочь. Секретарь проводил его за дверь и плотно прикрыл тяжелую створку. Воцарилось молчание.
«И будь я проклят, если я первый заговорю».
– Полагаю, вы удивляетесь, что все это может значить. А, Глокта?
– Такая мысль действительно приходила мне в голову, ваше преосвященство.
– Еще бы! – Сульт поднялся со своего кресла и зашагал через комнату к окну, заложив руки в белых перчатках за спину. – Мир меняется, Глокта, мир меняется… Старый порядок рушится. Верность, долг, честь, гордость… Эти понятия давно вышли из моды. И что же заняло их место? – Он глянул через плечо и скривил губу. – Жажда наживы. Купцы становятся новой властью в стране. Банкиры, лавочники, торговцы. Мелкие людишки с мелкими умишками и мелкими устремлениями. Они верны только самим себе, их долг состоит лишь в наполнении собственных кошельков, их единственная гордость заключается в том, чтобы надуть тех, кто стоит выше их, а честь оценивается в серебряных монетах!
«Нет нужды спрашивать, к какому разряду принадлежишь ты сам».
Сульт хмуро посмотрел на открывавшийся за окном вид и повернулся.
– В наши дни, как мы видим, чей угодно сын может получить образование, открыть дело и стать богатым. Купеческие гильдии – торговцы шелком, торговцы пряностями и им подобные –
Он передернулся и вновь зашагал по комнате.
– Я буду говорить с вами откровенно, инквизитор. – Архилектор взмахнул рукой, показывая, что его откровенность является бесценным подарком. – Никогда прежде Союз не казался таким могущественным, никогда не владел столькими землями; но за этим фасадом мы слабы. Вряд ли для кого-то является секретом, что король уже не в состоянии самостоятельно принимать решения. Кронпринц Ладислав – хлыщ, окруженный льстецами и дураками. Его интересуют лишь азартные игры и наряды. Принц Рейнольт гораздо лучше приспособлен для того, чтобы править, но он, к сожалению, младший. Закрытый совет, чья задача должна бы состоять в том, чтобы направлять наш тонущий корабль, доверху набит мошенниками и интриганами. Кто-то из них еще верен короне, но таких немного, и каждый готов тащить короля туда, куда ему вздумается.
«Какая досада – очевидно, они все должны тащить его туда, куда вздумается тебе?»
– Тем временем Союз осажден врагами, опасности грозят ему из-за границ и изнутри. В Гуркхуле правит новый энергичный император, он готовит страну к еще одной войне. Северяне тоже взялись за оружие и рыщут на границах Инглии. В открытом совете дворяне требуют возвращения им старинных привилегий, а в деревнях крестьяне выступают за новые права. – Он тяжело вздохнул. – Да, старый порядок рушится, и ни у кого не хватает ни искренности, ни мужества поддержать его.
Сульт помедлил, глядя на один из портретов: плотный лысый человек в белых одеждах. Глокта сразу узнал его: Цоллер, величайший из архилекторов. Неустанный ревнитель инквизиции, герой палачей, бич непокорных.
Тот мрачно взирал со стены, словно даже после смерти мог сжечь изменников взглядом.
– Цоллер, – проговорил Сульт. – В его время все было по-другому, уверяю вас. При нем не было ни жалобщиков-крестьян, ни мошенников-купцов, ни недовольных дворян. Если человек забывал свое место, ему напоминали об этом каленым железом, и любой судья, осмелившийся возразить, пропадал без следа. Инквизиция в те дни была благородным учреждением, где работали самые лучшие, самые умные. Служить своему королю и искоренять измену – таковы были их единственное желание и единственная награда!
«О да, отличная была жизнь в старые времена!»
Архилектор снова скользнул на сиденье и наклонился к Глокте через стол.
– Теперь же мы стали учреждением, где третьи сыновья обедневших дворян набивают себе карманы взятками. Где разное отребье удовлетворяет свою тягу к истязанию людей. Наше влияние на короля постоянно слабеет, наш бюджет урезается. Когда-то нас боялись и почитали, Глокта, а теперь…
«А теперь мы превратились в горстку жалких мошенников».
Сульт нахмурился и продолжал: