Перья
Шрифт:
Каждый день, наблюдавший с балкона Альфи, видел как на участке проявляются, как грибы после дождя, выложенные кирпичом дорожки, этакие мостовые, под которыми сначала прорыли траншеи и выложили трубы самых высоких стандартов, стали появляться лавочки, различные навесы, беседки, маленькие домики, и один домик побольше.
«Наверное, он делает здесь парк? Или что-то для развлечений? То будет бар? Ресторан? Что он задумал?» – каждый раз думал про себя Альфи, но всё не мог даже близко предположить, что же на самом деле здесь происходит.
В какой-то момент, Альфи увидел что даже родительские камни и те увезли, и вместо них рабочие высаживают
Когда почти все работы по прокладке дорожек и прочего были завершены, в другом углу, противоположном родительскому, возвели маленькую современную церковь без явных знаков принадлежности. Теперь пять дней из семи были отданы по одному каждой конфессии для церковной службы, как бы она не называлась и не выглядела. Остальные же два выходных дня, были отданы светским мероприятиям, сборам, собраниям, и прочим.
Маленькие домики были сданы в аренду малому бизнесу: кофейням, кафе, различного рода кондитерским и булочным, бистро, и другим досуговым или пищевым организациям. А домик побольше оказался мини-отелем, где каждый желающий мог остановиться на ночь или больше.
Через неделю после окончания работ приехал и сам Марсель. Он всё ещё выглядел уставшим, но довольным. Это была усталость альпиниста, покорившего вершину, усталость шахматиста, выигравшего турнир, усталость олимпийца взявшего золотую медаль, это была победная усталость. Всё это время после отпуска он провёл в работе над собой, в которой ему помогал замечательный специалист. Работа была не завершена, её было ещё довольно много, но даже то, что уже было сделано, позволяло Марселю хотя бы хотеть жить, именно жить.
– Мсье, очень рад Вас видеть, какой замечательный парк Вы здесь устроили.
– Альфи, я тоже рад тебя видеть, но это кладбище. Мне захотелось назвать его «Последняя роща».
Секретарь побелел.
– Как кладбище? Зачем кладбище? Почему?
Марс понимающе улыбнулся своему верному сотруднику.
– Не беспокойся, если всё пойдёт так, как я это вижу, то оно будет похоже на парк. Помнишь как похоронили Киру? Я также сделал с родителями, как ты можешь заметить, и также здесь будет похоронен каждый желающий. В конце концов, это место станет не унылым полем с каменными зубами, а замечательным лесочком единения со своими родными, которые будут продолжать жить, но в форме флоры.
Альфи ничего не понял, замысел этот был ясен только Марселю, придумавшему это всё. «Но раз «босс сказал», значит так надо, значит пусть так и будет» – рассуждал Альфи.
В самом же деле, ждать долго не пришлось, уже скоро стали поступать первые заказы, высаживаться уже не первые на этой территории, но первые в этой «жизни», саженцы. Появились посетители. Сначала смотреть и осознавать это всё было странно даже для Марса, но вскоре он увидел, как вместо принудительной работы по очистке и облагораживанию территории мёртвых родных, люди просто сидят на скамейках, общаются, кушают, пью, отдыхают душой, иногда из их глаз льются слёзы, но стекают они к улыбке, ведь дерево растёт, становясь всё красивее, всё больше, крепче и как бы живее. Иногда, даже отвечая шелестом листьев на разговоры родственников.
Стала
Когда все работы были окончены, все дела, касающиеся этого места, были сделаны, Марсель подошёл к Кире.
– Теперь я понимаю, солнце. Жаль, что столько времени понадобилось, но я понял. Кстати, знакомься – это котик Опсолум, моя вторая любовь после тебя.
На голову котика упал зелёный листочек, с которым тот незамедлительно стал играть. Марсель улыбнулся и сел рядом с котом, чтобы присоединиться к его играм.
Утро в кафе
Он шёл в центр по своим делам. Утро этого дня было настолько прекрасным, что Он уже и не думал о том, какие именно это были дела. Маршрут проложен – ноги несут, остальное время – для наслаждения моментом.
Солнышко нежно кормило своими лучами мир вокруг Него. Держите зелёные листики и травка, кушайте цветочки всех форм и цветов. Грейтесь птички, грейтесь кошки и собачки. Радуйтесь, наслаждайтесь, живите.
На секунду Он задумался, что стоило бы надеть солнцезащитные очки. Его любимые – чёрные, серьёзные, со сглаженными квадратными формами. Они ему так идут. Он в них как будто симпатичнее. Но вот Он вышел из тени, и солнце осветило Его лицо. Ему пришлось зажмуриться и улыбнуться, а мысли об очках тут же потеснили другие: «такой Я ещё симпатичнее, Мне так даже больше нравится».
Привыкший к солнечному свету Он продвигался всё дальше и дальше к своей цели. Он больше не щурил глаза, но всё ещё иногда улыбался. Тогда солнышко, будто заигрывая с Ним, специально светило в окна – концентрировало свою любовь, и солнечным зайчиком прыгало Ему по глазам, снова заставляя щуриться. Это не злило Его, но заставляло улыбаться чуть сильнее, иногда даже хихикать.
И вот до конца пути осталось совсем немного, ещё 5 минут ходьбы и Он будет свободен – можно будет идти домой, зная, что ты ничего не обязан сегодняшнему дню. Но Его что-то отвлекло. Что-то бросилось ему прямо в глазное дно, потеснив на миг оттуда всё, потеснив и тут же растворившись. Он стал присматриваться, что зацепило Его взгляд? Это была красота. Изумрудного цвета легкий сарафан заключил в себе красивую, стройную, не менее легкую Девушку. Казалось, сейчас подует ветер, и Она, как упавший с околоцветника яблони лепесток, улетит. Но этот сарафан, этот легкий, абсолютно летний, замечательный, прекрасный сарафан приковывал взгляды к нему и Девушке, а Саму Её к земле. Он говорил Ей – мы не можем улететь, мы часть той красоты, что должна остаться здесь, внизу, чтобы, подобно маленькому солнышку, озарять всех вокруг, и вскоре потухнуть, чтобы дать жизнь другим таким же красотам. Таким же, но новым. Таким же, но другим.
Она сидела на веранде летнего кафе, и неспешно пила что-то из маленькой чашечки. Он сел в нескольких столах от Неё только за тем, чтобы наблюдать за Ней. Буквально сразу же рядом с Ним оказался молодой парень.
– Доброго утра, меня зовут Официант, могу я помочь выбрать Вам блюдо?
Сначала Он даже испугался, появление Официанта оказалось неожиданным. Он схватился за меню, стараясь выглядеть обыденно, натурально, но буквы сговорились меж собой, слились в единый массив, и не рассказывали Ему абсолютно ничего из меню.