Пёс, балбес и Я
Шрифт:
Сам виноват! Нужно было выбирать подружку, живущую в квартире с хорошей звукоизоляцией. Ну или хотя бы не оставаться у нее дневать и ночевать так часто.
Страшно представить, чесслово, чтобы было, если б этот человек-сосед жил в соседней квартире на постоянной основе. Мрак!
– Работу сдала?
– Обижаете, - потянула, с чувством легкого превосходства. Чуть пальцами от виска не отсалютовала, ей-богу. – Почти сразу. До следующего номера свободна? А то сессия там, все дела.
– Вот за это я тебя и ненавижу, Рябинина, - наконец, сдергивая очки с носа, устало
Клянусь давно канувшей в лету девичьей честью, за моей спиной трио молоденьких официанток стекло на пол, поскользнувшись в море слюней восторга.
Внешность шефа, вкупе с его модным брендовым прикидом, со светлыми мягкими волосами, да с легкой хрипотцой в глубоком голосе… даже я заслушалась от двусмысленности в его словах! Покорность, м-м-м. А этот взгляд!
Впрочем, о взгляде стоило бы рассказать подробнее. Морозов в своем роде уникум, и не только в плане тяжелого характера и неплохих мозгов. Помимо всех достоинств и недостатков, он обладает еще и редкой генной мутацией. Дистихиаз или двойной ряд ресниц – подобное встречалось у Элизабет Тейлор. Но у актрисы был необычный фиолетовый оттенок радужки, а Морозову достался редчайший, насыщенный, жемчужно-серый цвет.
В эти глаза никто не мог смотреть долго. Люди просто тонули с громким «бульк», побив рекорды несчастного Титаника. После чего начинали икать, мяться и нервно мямлить, не в силах смотреть куда-то еще. Естественно, такая реакция порядком бесила, как и вопрос «где купить такие линзы?!», звучавший частенько даже от мужиков. А за вопрос «нахера ты накрасил ресницы», начальник почти без разговора давал шутнику в морду, благо нрав, физическая сила и наличие толкового юриста это позволяли.
Неудивительно, что Барс давно врубил режим «блатным всегда солнце слепит» и солнцезащитные очки стали его неизменным аксессуаром, даже в темное время суток и в помещении.
Тех, кто не велся на эти прекрасные глазки, можно было пересчитать по пальцам. И да, по недоразумению, я таки входила в число этих странных людей. Не знаю, как остальные, но у меня выработался стойкий иммунитет. Когда тебе почти пять лет строят самые милые моськи с самыми невинными глазками, глядя на которые котик из Шрека удавится, перестаешь вообще вестись на все милое и мимимишное!
– Точно так же, как можно сочетать в себе способности акулы пера, экономического деятеля и вечно мятого студиоза, - равнодушно пожала плечами, неспешно дожевывая остатки салата. – Я так понимаю, наш уговор еще в силе?
– А ты как думаешь? – саркастично усмехнулся Барс. – Ты обо мне ничего не знаешь. Я для тебя обычный одногруппник и надоедливый сосед. Ферштейн?
– Моя твоя не понимать, - глумливо захихикала. Но, нарвавшись на выразительно вскинутую бровь, махнула рукой. – Ясен-красен, Морозов. Продолжаем делать вид, что мы познакомились на первом курсе, и ты меня с того времени стабильно бесишь. Нет, не могу сказать, что я буду слишком-то притворяться…
– Рябинина, напомни мне, почему я до сих пор тебя не уволил?
– Ну, может потому,
– Есть лучше, Катюша. И опытнее, и образованнее, и проворней. Тебе ли этого не знать?
Епстудей… Найдешь – твои будут! А мне эти вечные «Рябинина перепроверь, Рябинина, доведи до ума, Рябинина отшлифуй» иногда уже в страшных снах снятся!
Особенно после того, как эти очаровательные глазки являются пред моими темными от недосыпа очами… часиков так в двенадцать ночи, безапелляционно вручая при этом кипу бумаг.
– Мне сейчас следует ответить в общепринятых нормах студенческих отношений или рамках корпоративной этики?
– Как угодно, - ухмыльнулся Барс, вольготно раскидывая ноги так, что голубая джинсовая ткань красиво обтянула сильные бедра. – Так скажи, Рябинина, почему я до сих пор тебя не уволил, а все еще согласен играть в этот цирк?
– Ну, - я аккуратно промокнула салфеткой губы, и подхватила рюкзак. – Наверное, все по той же причине, по которой меня до сих пор не грохнули, как невыгодного свидетеля.
И, поднявшись, сделала ровно два шага, чтобы наклониться, своевольно ухватить своего начальника за плечо и насмешливо шепнуть ему на ушко:
– Просто я знаю, какие звуки издает Барс на пике своего наслаждения.
И, нетактично постучав по крепкому плечу, гордо ретировалась на выход, нагло оставив оплачивать счет ухмыляющемуся мужчине.
Вухаха! Я тьма, я зло, я пакость!
А вообще, это все лишь маленькая месть за мои многочисленные страдания. Барс – не сахар, и даже не карамелька, и редко считается с мнением людей. А тут вышла такая ситуевина, что ему пришлось подчиниться, причем не кому-то, а своему же наемному работнику.
Морозов старался не светиться на фотографиях. И все равно, его знала почти каждая собака в городе. Естественно, столь медийное лицо просто не могло себе позволить предать огласке собственные проблемы, как и вообще озвучить их наличие. И уж тем более, не мог допустить, чтобы его работа хоть как-то пересекалась с его личной жизнью. А тут – я!
О, я многое знала о личной жизни моего так называемого Государя. Какие, скажите, могут быть секреты, если я, выходя на балкон, вижу его симпатичные трусишки, высушиваемые на соседнем балконе? И какие звуки я могу услышать от соседей за стенкой, зайдя ночью в комнату собственного ребенка?
Короче, как в той песне – я слишком много знаю, меня пора убить.
Вот и получается, что на работе я могу развесить все его исподнее, а на учебе – все его профессиональное. Не говоря уже о том, что я могу слить его конкурентам, врагам и недоброжелателям!
Но я хочу жить, и работать тоже. И потому молчу. Естественно, на выгодных для себя условиях!
И, тем не менее, желание работать на себя, а не на Мистера Прекрасные Глазки, никуда не зарыть. Я потому и пошла на психолога, это дело сейчас востребовано и выгодно со всех сторон сразу. Благо успела в последний момент, когда на них еще не подскочил ценник, и не выпала сразу куча проблем, связанных с родимым законодательством.