Пес бездны, назад!
Шрифт:
— Ужасно, — честно признался Пёс. — Свет — это смерть. Для меня.
— Почему?
— Я создан тьмой, бездной, я — её верный Пёс. Моё предназначение — карать и уничтожать. Я — машина для убийств, и, если начну жалеть и сострадать, перестану быть её Псом. И тогда бездна самого меня сожрёт.
Он повернулся к ней, лёг боком и прямо посмотрел в глаза. Осень вздрогнула, увидев в них что-то странное. Эй же не может бояться, нет? Задрожала, зажмурилась:
— Ты меня обманываешь, это всё сказки!
— А переход через зеркало — тоже?
—
Эй чуть боднул её лбом, усмехнулся:
— Это неважно. Ты не свет, и не добро, да. Но всё это неважно.
— А что — важно?
— Осень, — хрипло прошептал парень, — ты — мой маяк. Так уж получилось. Если с тобой что-то случится, меня затянет снова в Зазеркалье. Я перестану быть. Замру, как муха в янтаре. Но и с тобой рядом я быть не могу: моя тьма слабеет.
— Почему?
Она произнесла этот вопрос почти беззвучно. Эй заглянул в её глаза:
— Этого я пока не понял, только почувствовал, что очеловечиваюсь. А мне этого нельзя. Пожалуйста, живи. Хочешь, я сниму вам с Алисой квартиру? Или куплю. Или… загрызу всех, кто тебя обижает. Уничтожу любого твоего врага. Мне плевать сколько у него денег и какие связи. Для Пса бездны нет препятствий. И это я могу сделать, не нарушая внутренней тьмы.
— А что с тобой будет после того, как я умру? Ну… ты же вечный, а я — нет?
— Я разберусь с этим.
Осень фыркнула, сморщилась, попыталась улыбнуться:
— С тем, что я не вечна или со своей зависимостью от меня?
Эй молчал. Она вздрогнула и прижалась к нему:
— Ты можешь поместить меня в Зазеркалье… Там же я буду жить вечно, да? Значит, и ты…
— Да, — хрипло прошептал Пёс, чувствуя её дрожь.
Закутал девочку в одеяла, растрепал волосы:
— Могла бы мне и не подсказывать, да? Дурашка.
— Ты это сделаешь? — жалобно пропищала Осень, выныривая из кокона.
— Вот у тебя память. Как у рыбки гуппи. Я же сказал: на Зазеркалье человек должен согласиться добровольно. Ну? Ты забыла уже?
— Если это нужно, чтобы ты жил…
Он снова набросил на неё одеяла. Девочка забилась, а когда выпуталась и, злая, взлохмаченная, уставилась на него, Эй уже стоял обутый и зло-весёлый.
— Не дури, — остановил её желание высказаться. — Зайцам не положено советовать волкам, как лучше приготовить зайчатину. Это раз. Два: тебе пятнадцать лет…
— Шестнадцать!
— Скоро будет. А пока: тебе пятнадцать лет. Ты мелкая. У тебя впереди — вся ваша жалкая человеческая жизнь. Тебе просто не повезло, что первым нормальным мужиком в твоей жизни оказался я.
— Не ты!
— Ты сейчас про эльфанутого? Я же сказал: первым нормальным, а не про штаны в целом. Ну, влюбилась, с кем не бывает. Гормоны, романтика, все дела…
Осень сердито швырнула в него подушкой. Эй поймал, бросил обратно и рассмеялся:
— Так, мелкая, давай с тобой договоримся: ты просто живёшь. Бодро и радостно, на всю
— Он стрёмный…
— Стрёмный — это я. И слизняк эльфанутый. Дима — норм. Вырастет — вообще огонь будет. Сестра у тебя хорошая, помогай ей. Ты ей нужна. Мать — паршивая, это да. Но и… плевать на неё. Я оформил на тебя новую карту. И да, расходы по ней я буду видеть, чтобы ты понимала. Но тратить можешь столько, сколько захочешь. Пока я не блокану. Оставляю это право за собой.
— Ты со мной прощаешься?
Она села на кровати, закутавшись в одеяло. Голова кружилась, мир кружился. В горле запершило. Её бил озноб. Эй опустился рядом на одно колено, взял её ладони в свои, заглянул в лицо. Посерьёзнел:
— Да. Береги себя, пожалуйста. Ты — моё единственное уязвимое место.
Осень подняла руку и робко провела по его светлым волосам.
— Хорошо, — прошептала совсем тихо и понуро.
— И не расставайся с зеркальцем. Если что — я рядом. И всегда помогу.
— Так нечестно, — девочка нахмурилась. — Если ты будешь рядом, как я о тебе забуду?
Он усмехнулся:
— Не забывай. Просто живи. Заканчивай школу, выучись на кого хочешь, работай, влюбляйся, выходи замуж, рожай… Будь умничкой, ладно? И не плачь.
Эй ладонями вытер слёзы с её щёк. Резко поднялся, прыгнул, оборачиваясь волком, и исчез в зеркале. Осень легла, закуталась в одеяло.
— Не буду, — прошептала, сотрясаясь в ознобе.
«Привет! — тут же высветилось сообщение в пуш-уведомлениях. — Ты как?»
Она открыла мессенжер и ответила Диме: «Я заболела. Была скорая. Лежу». — «Паршиво. Можно к тебе зайти? С апельсинами?». Осень посмотрела на буквы, всхлипнула и горько рассмеялась.
— Не любить тебя, да? Не плакать? Хорошо.
И быстро, пока не передумала, набрала: «Заходи. Буду рада».
Глава 19
Не-Алиса
— Когда Трезини проектировал здания Двенадцати коллегий, он рассчитывал, что главный фасад будет обращён к стрелке Васильевского острова. Потом Тома де Томон создал прекраснейшее, идеальное здание Биржи, оформив Коллежскую площадь, словно колокол. И, знаете, Алиса Романовна, что я никогда не прощу Александру Николаевичу? Не уродливую и непродуманную отмену крепостного права, нет. Делая что-то, чего раньше не было, всегда легко совершить ужасающие ошибки. Вот это. Вот этот институт Отта, похеривший всю панораму, задуманную такими гениями как Леблон, Трезини, Земцов, Тома де Томон… Ну и Адмиралтейство, конечно. Это отдельная боль.