Пес, который взломал дверь
Шрифт:
После того как я написала имя адвоката, Джек пошел провожать меня до дверей. По дороге я сообщила ему, что была у его сестры и что она произвела на меня впечатление грандиозного дантиста.
— О, Шарлотта — просто душка, — сказал Джек. — Все стало… э-э-э, ситуация немного упростилась после того, как умерла наша мама. Это произошло прошлой зимой. Она была… она ни за что на свете не могла смириться с Роз.
— А отец твой еще здесь? Он еще не вернулся к себе во Флориду?
— Нет, он все еще у Шарлотты.
Мне хватило ума не воскликнуть:
Джек оперся плечом о дверной косяк.
— Это невероятная история. Прошлой зимой умирает моя мама. От рака. Ей восемьдесят шесть, она была старше моего отца. Спросите его: она умерла от старости? Нет. От рака? Нет. Ее сын женился на шиксе. Она умерла от разбитого сердца, сказал мне отец. И вот теперь он здесь, и он обнаруживает, что Шарлотта не соблюдает кошрут. Она его не соблюдает с тех самых пор, как поступила в университет, но он обнаружил это только теперь, и она тоже стала для него шиксой, и он не станет есть здесь, здесь, видите ли, треф, и он не будет есть Шарлоттину стряпню, там тоже треф, все сплошная скверна.
— Но он не голодает?
— Он ест только деликатесы. На завтрак, обед и ужин — сплошные деликатесы.
— Это должно быть очень питательно, — заметила я.
— Здесь у него куча еды и куча возможностей пожаловаться. Он еще никогда не был счастливее. — Джек просиял. — Восемьдесят пять лет. Выглядит на семьдесят. Ведет себя как пятнадцатилетний. Я же Просто хочу мира. Воспитываться в моей семье… По сравнению с ними кнессет — это просто игра в молчанку. И вот теперь Дон, мой племянник, заговорил о вскрытии.
Кстати, я была удивлена, что Джек дерзнул произнести это слово. Он не был ортодоксальным евреем — ортодоксы не доверяют вскрытию — и не стал бы по религиозным убеждениям отказываться от него, но, вероятно, я просто ожидала, что он придерживается табу собственной семьи, где это слово вслух не произносят. Он продолжал:
— Разве Роз стала бы возражать? Я говорю ему: у меня есть для тебя новость. Роз не была еврейкой. Каждый год на Рождество в нашем доме стояла елка. Но мой отец готов взорвать городское собрание — они дали разрешение на вскрытие тела жены его сына.
— Похоже, он малый не промах, — вставила я.
— Он уезжает через сорок восемь часов. Шарлотта уже считает минуты.
У меня осталось впечатление, что если отец Джека обожал пожаловаться, то Джек обожал пожаловаться на жалобы. Его голос потеплел, когда он упомянул о сестре и о племяннике. А почему бы и нет? Он был счастлив воссоединиться со своей семьей.
Глава 15
— Здесь нет ни слова о мытье собак, — настаивала на своем Лия, размахивая Сводом правил дрессировки АКС. — Здесь сказано, что они не должны быть глухими, или слепыми, или «с внешностью, измененной искусственным
Но мне было известно еще больше.
— Они имеют в виду хирургическое и прочие вмешательства. Отбеливание. Покраску. Здесь вовсе не говорится о том, что собаку нельзя мыть.
Запрет на дрессировку собак в электрических ошейниках также не был внесен в Свод правил, а напрасно. Уж если электрошок не является искусственным изменением, тогда я не знаю, что они вообще имеют в виду.
— Поверь мне, ни один судья не захочет экзаменовать грязную собаку. По крайней мере, тебе следует ее расчесать.
Рауди стоял на груминговом столе у подъездной дорожки. Готовясь к завтрашним соревнованиям, я благоговейно расчесывала щетками его шерсть. Вернувшись от Джека, я сразу принялась за него. Лия сидела на заднем крылечке. В ногах у нее разлеглась Кими, из боков которой торчали густые клочья белого подшерстка.
— Но это так скучно! Мы могли бы дождаться, пока они кончат линять, а потом собрали бы всю шерсть в одну кучу. Разве это плохо?
— Во-первых, мы живем с ними в одном доме, и, кроме того, я не стану появляться с ней на людях в таком виде.
— Но кому какое дело? Ведь соревнования проходят на открытой площадке.
Я сдалась:
— Слушай, мы с тобой условились, что ты за нее отвечаешь. Так? В таком случае не вини меня, если судья прочитает тебе лекцию о внешнем виде твоей собаки, а он это запросто может сделать.
— Да он и не заметит ничего. Я пойду прогуляюсь с ней по Сквер, ладно?
— Ладно. Это неплохая мысль.
Одна из причин, по которой мне так мил Кембридж, это то, что, дрессируя собаку, хочется заниматься с ней в местах, которые по виду, звукам и запахам как можно больше похожи на собачью выставку; такова Гарвард-сквер, человечий Вестминстер.
— Ты не будешь возражать, если я возьму сегодня вечером твою машину? У Сифа вечеринка.
Проходивший мимо Кевин Деннеги услышал последнюю фразу и не замедлил поинтересоваться:
— А его родители знают об этом?
— Привет, Кевин, — проигнорировав вопрос, ответила Лия.
— Так знают или нет?
— Не волнуйся, Кевин, — сказала я, — это в Ньютоне. И может быть, ты позволишь мне беспокоиться о его родителях?
— Я-то позволю, ты, главное, побеспокойся.
— Да, его родители знают об этом, — сказала Лия. — Они будут дома. До скорой встречи.
Взяв Кими, Лия зашагала прочь, а Кевин помчался встречаться с накачанными ребятами из Ассоциации молодых христиан; эти многочасовые встречи Рита — уж не Кевин, точно — окрестила мужской спайкой. Лия с Кими вернулись в пять, а в семь отправились в Ньютон; как раз тогда же мы со Стивом отчалили на ужин к его друзьям из Уотертауна, у которых были три борзые. Мы хотели отправиться домой в одиннадцать, потому что Стиву надо было проверить, как идет на поправку комондор, но сделать это было непросто.