Пёс спешит на помощь
Шрифт:
— Их можно понять, — заметил Пёс.
— Да, я тоже решил, что я их понимаю, — ответил Кот, — и поэтому заявил о своей готовности воспитывать котят, которые родятся нынешним летом. Чтобы матери-кошки могли пожить собственной жизнью. Я не уклоняюсь от обязанностей отца! Я не из таких!
— Это очень благородно с вашей стороны, — поддержал Пёс.
— Да, но теперь-то я лежу тут, — простонал Кот. — После операции, со швами на животе! А мои бедные котятки уже, наверное, все глаза выплакали. Они же знать не знают, куда подевался их папа, и ни покормить их некому,
— А родственников у вас нет? — спросил Пёс. — Отца, матери, братьев, сестёр, тёток и дядьёв? Кого-нибудь, кто мог бы вас пока заменить?
— Родственников у меня полно, — с досадой сказал Кот. — Но у нас совершенно не в обычае держаться семьёй! Они меня не узнают, когда пробегают мимо по улице! Нет, от них помощи не жди! — Кот всхлипнул. — Моих малышей отправят в кошачий приют! Господи, Господи, что же мне делать?
Сердце у Пса было мягкое, и рыдающий Кот-отец растрогал его почти до слёз. Но, к счастью, у Пса был, кроме мягкого сердца, ещё ясный ум, умевший решать трудные задачи. «Что ж это я, в самом деле, — подумал он. — Конечно, лежать тут в покое и безопасности очень приятно. Но вообще-то я отправился по белу свету, чтобы приносить пользу!»
— Кот, — сказал он, — я присмотрю за твоими детьми, пока ты не встанешь на лапы. — С этими словами Пёс поднялся с кровати. — Где ты живёшь?
Кот перестал всхлипывать.
— Да, но мои дети боятся собак, — сказал он.
— Ничего, от этого предрассудка они быстро избавятся, — ответил Пёс. — Можешь не сомневаться.
Пёс говорил очень решительно, хотя в глубине души вовсе не был в этом уверен. Котята, завидев его, всегда удирали со всех ног.
Кот утёр слёзы.
— Косой переулок, дом семь, — сказал он. — Третий этаж. Чердак, собственно говоря.
— Давай ключи, — отозвался Пёс.
— Ключей у меня, к сожалению, нет, — проговорил Кот с вымученной улыбкой. — Я не то чтобы официальный съёмщик, я просто туда въехал… Занял чердак, так сказать…
— То есть дверь на чердак открыта? — спросил Пёс.
— Да нет, не то чтобы, дорогой Пёс, — сказал Кот. — Тебе нужно будет вылезти в окно лестничной площадки на втором этаже. Там совсем рядом балкон кухни. Прыгаешь на него, а оттуда на водосточный желоб на крыше, подымаешься по нему на самый верх и оттуда через слуховое окно на чердак. Это всё совсем недолго, вот увидишь.
Пёс онемел от ужаса, но нашёл в себе силы бодро улыбнуться Коту и протянуть ему лапу на прощание. «Ладно, что-нибудь придумаем!» — сказал он себе.
— Спасибо огромное! — растроганно сказал Кот. — Ты необыкновенно добрый Пёс!
— Пустяки, не стоит благодарности, — пробормотал Пёс и поспешил к выходу. Он не любил, когда его хвалили. Ему делалось неловко.
В дверях Пёс обернулся:
— Кот, а сколько у тебя там детей? — спросил он.
— Тридцать, — ответил Кот.
Пёс замер и мертвенно побледнел
— Тридцать? — переспросил он, надеясь, что ослышался.
— Ну да, — подтвердил Кот. — По пять котят от шести кошек, это обычная цифра для нормального кота в расцвете сил за брачный сезон. У особо крутых парней бывает, говорят, по сто котят весной и столько же осенью!
Больше всего Псу хотелось развернуться и улечься обратно в кровать. Но порядочный Пёс от своих слов не отказывается!
— Хочешь, я тебе быстренько напишу их имена, чтоб ты не запутался? — предложил Кот.
— Спасибо, не надо! — ответил Пёс.
Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор — не идёт ли Сиамская Кошка.
Он не хотел с ней встречаться.
«От Сиамки будут одни неприятности, — думал он. — Она станет мне толковать, что „мы“ ещё не обследовались и должны дождаться невропатолога. А потом позовёт троих врачей, и те тоже примутся загонять меня обратно в постель. И пока я им всем объясню, что ни при каких условиях не могу больше здесь оставаться, будет уже вечер и тридцать котят на чердаке совсем истомятся от голода и страха!»
Сиамки в коридоре не было. Только старый Осёл в клетчатом халате ковылял на костылях в туалет.
— До встречи, — сказал Пёс Коту и выскользнул в коридор.
Он дошёл до лестницы, спустился по ней, пробежал через холл мимо будки привратника и устремился в больничный парк.
— Эй, стой! — закричал ему вслед привратник. Он сразу понял, что это пациент удирает без спросу из больницы — ведь Пёс был в одной ночной рубашке.
Но Пёс не обратил на него внимания. Он промчался по гравийной дорожке, свернул в поперечную аллею и потрусил к деревянному сарайчику. Этот сарайчик он видел из окна своей палаты. Каждое утро туда заходил человек в сером костюме и розовой рубашке и через несколько минут выходил в зелёном комбинезоне, с тяпкой и лопатой.
Пёс заскочил в сарайчик. Серый костюм и розовая рубашка больничного садовника висели на крючке, прибитом к двери. Пёс скинул ночную рубашку и поспешно натянул одежду садовника. Ему не удалось застегнуть верхнюю пуговицу розовой рубашки — для этого у Пса была слишком толстая шея, — а ещё ему пришлось сильно втянуть живот, чтобы застегнуть молнию на штанах, — но в целом вещи садовника ему подошли.
Пёс вышел из сарайчика, но не стал возвращаться к главному входу. «Привратник, наверное, уже доложил Сиамке, — подумал он. — И очень может быть, что она стоит у ворот и высматривает меня!»
Поэтому Пёс побежал по газону в глубь больничного парка и перемахнул через ограду. За оградой была узкая дорожка, Пёс галопом помчался по ней и вскоре оказался на широкой улице.
Он прислонился к железному столбу со знаком автобусной остановки и несколько минут переводил дух. За деревьями виднелась крыша больницы.
— Вообще-то в больнице было неплохо, — сказал себе Пёс, — но теперь начинается новый этап! — Потом вздохнул и пробормотал тихонько: — К сожалению!…