Пес в колодце
Шрифт:
– Что-нибудь нужно, малышок? – спросила она, раскрывая плащ и показывая мне пару громадных, по азиатской моде татуированных грудей. Я бросился бежать, нагоняемый презрительным гоготом женщины. Все еще шокированный, я столкнулся с троицей подвыпивших подростков. Они грубо выругались. Тут я перепугался еще сильнее.
– А ну извиняйся! – заорал один из них, одетый в хламиду древнего грека.
Я извинился, используя максимально изысканные формулы. Но они их не удовлетворили.
– Видится мне, - выкрикнул второй, чье лицо было покрыто сажей под негра, - что этот малец никогда еще мужской метлы в своей sempiterna [3] не чувствовал!
3
Эти слова сопровождались выразительным, вульгарным жестом третьего типа, загримированного под германского воина с рогами на голове.
Я не собирался проверять, то ли это угроза, то ли просто легкомысленная шутка. Я метнулся в боковую улочку и помчал наверх. Мерзавцы, издавая выкрики словно стервятники, побежали за мной, но костюмы и выпитое вызвали, что они быстро остались позади. Я же мчался будто заяц, которого спугнули с места, и остановился только лишь в каком-то отдаленном закоулке. Сюда не доносился шум празднества, не слышно было и погони. Сделалось уже совсем темно, а свет луны не проникал на дно городского оврага. Я огляделся по сторонам, никто меня не преследовал. Я облегченно вздохнул. И только сейчас до меня дошло, что я заблудился.
Эта часть Розеттины мне была совершенно не известна. Тесные и крутые улочки образовывали настоящий лабиринт. Вся территория была здесь складчатая, тут было полно каких-то лесенок, тупиковых двориков и тесных проходов. Я пытался идти в сторону зарева огней над портом, но дорогу, чуть ли не на каждом шагу, загораживали сплошные стены.
Мне хотелось есть и плакать, как вдруг заметил прямо перед собой мигающий огонек. Я ускорил шаг и быстро очутился в каком-то саду. Но я предпочел никого не звать, пока не увижу лица владельца светильника. Но свет исчез. Я сделал еще пару шагов и натолкнулся на приоткрытую дверь. Из-за них дуло холодом и затхлостью. Тем не менее, я вошел вовнутрь. И только через какое-то время сориентировался, что нахожусь в гробнице Бонавентури. Гробы тесно стояли на полках, некоторые из них совершенно растрескались от старости. Ниже, в крипте горели три огонька и раздавались голоса.
– Ну как, есть? – спросил тот, следом которого я пришел. Голос у него был молодой, звучный, со слегка гортанным северным акцентом.
– А ты сомневался, - ответил брюзжащий и грубый бас.
– Молодка из провинции, - добавил третий, постарше. – Толпа задавила ее возле Альбанских Ворот.
– А ну покажите.
Брюзга зажег факел, а старик одним рывком сорвал черный покров с катафалка, стоящего посредине крипты. На нем лежало обнаженное тело молоденькой, только-только вступившей в пору расцвета девушки. Буквально за секунду в память впечатались ее золотисто-рыжие волосы, не слишком-то еще развитые груди и стеклянистые глаза. Но окрика я сдержать не смог.
– Это кто там? – рявкнул грубиян и, не успел я пошевелиться, как он сцапал меня за горло.
– Шпион? – встревожился старик и блеснул ножом.
Ноги подломились подо мной.
– Оставьте его, - крикнул мой невольный проводник. – Ведь это же еще дитя.
– Инквизиция любит пользоваться и детьми.
– Погодите, так я его знаю. – Мой защитник подошел поближе и взлохматил мне волосы. – Я уверен, малшик, что ты дашь клятву никому не говорить о том, что здесь видел? – Да в этот момент я готов был пообещать совершить пешее паломничество вокруг света. – Сам я художник, - продолжал молодой человек, а человеческое тело до сих пор представляет для нас, людей, наполненный тайнами мешок. Так что иногда, вопреки рекомендпциям наших душепастырей, я обязан
– Так, синьор! – спешно сказал я, так как узнал говорящего. Им был Маркус ван Тарн, кузен моей кормилицы.
– Так что возвращаться в дом, ведь о тебе наверняка уже беспокоятся!
Так что той ночью мне не дано было участвовать во вскрытии останков. Разбойник по имени Бенвенуто провел меня домой. До Мавританского закоулка было гораздо ближе, чем я предполагал. Несмотря на позднюю пору, во всем доме горели огни, а на улице собрались зеваки. Среди людей в сенях я узнал синьора Госпари, медика, понятное дело, здесь же был и отец Филиппо.
– Знаешь, парень, что ты натворил?! – воскликнул, увидав меня, дядя Бенни, у которого удивительным образом было бледное лицо. – Ты убил свою тетку.
– Что?!
– Твое исчезновение она восприняла настолько близко к сердцу, что кровь ударила ей в мозг, и теперь она лежит, словно мертвая, - прибавил капитан Массимо.
Джованнина пережила кровоизлияние. Она лишь утратила речь и не могла владеть одной рукой. Но она прожила еще пять лет, словно птица с перебитым крылом, редко когда сходя с постели и лишь иногда по ночам толклась по комнатам в темноте. И откуда было мне знать, что так вот неотвратимо заканчивается мое детство, что раскалывается опекающий меня плафон, под которым меня растили, и с тех пор мне самому придется искать себе учителей и менторов?
Тем временем, в дом следовало нанять кухарку и попечительницу для Джованнины.
– И откуда мне брать на это деньги?! – рвал волосы на голове мой дядя. – Мы и так в догах, как в шелках: эта проклятая мода на парики разорит меня полностью!
А через неделю Хендрийке ван Тарн договорилась с Бенедетто Деросси по делу съема самого высокого этажа в доме под художественную мастерскую для своего кузена Маркуса.
Нидерландец, высокий, худощавый, со светлыми волосами, словно бы свернутыми из фризского песка, несмотря на свою юный возраст, перед тем, как прибыть к нам, успел увидеть приличный кусок мира и углубить множество наук. Не чужды были ему Лондон с Парижем, а так же странные и таинственные страны к северу от Карпат. Умелый в искусстве миниатюры, в своей коллекции он имел портреты ведущих представителей эпохи. Генрих Наваррский, Сигизмундус III Ваза, Мария Медичи или знаменитый альбионский пират Френсис Дрейк… Так что надвигается вопрос, а чего искал он у нас – лазурного неба, свободной атмосферы юга, развлечений, которых напрасно было бы искать в его протестантском Лейдене?
– Я ищу тайну, - признал он мне как-то раз, когда я трудолюбиво растирал ему краски для группового портрета банкиров из квартала, называемого Юдерией. – Я разыскиваю правду о Земле и о Человеке.
– Неужто ты не находишь ее в Священном Писании? – произнес я с такой убежденностью, что отец Филиппо мог бы мною гордиться.
Маркус засмеялся и в течение нескольких мгновений, когда стоял, задрав остроконечную бородку, он был похож на сатану.
– Эта правда дающаяся через откровение или регламентированная? Или просто собрание сказок, которое должно удерживать в повиновении темную чернь. Или, скорее, подделка чернорясых ради потребностей их бизнеса, который называется Церковью.
– Господи, неужто ты и в Бога не веришь?! – испуганно воскликнул я.
– Не знаю, - ответил Маркус. – То есть, я не знаю, существует ли Бог. Возможно, где-то далеко имеется недостижимый Создатель. Которого невозможно познать, которому мы безразличны. Пра-начало, первичный импульс, но наверняка это не тот мстительный иудейский божок, слепленный из наших собственных страхов и нашего незнания.
– Так что же существует на самом деле?
– Наш разум.
Я не поверил Маркусу. Тогда еще не поверил.