Пьеса для обреченных
Шрифт:
Дальше — больше… Актрисой я мечтала стать, наверное, с пятого класса, а «на актрис», как известно, учат в Москве. Но ближе к выпускному вечеру меня обуяли одновременно ужас, неверие в собственный талант и лень, поэтому Щукинским, Щепкинским и школам-студиям МХАТ я предпочла скромное Новосибирское театральное училище. В чем позже раскаялась: по окончании мне светила только сцена Областного драмтеатра, на которой я переиграла всех глупых стервоз и любовниц-разлучниц.
Девчонки из труппы, посвященные в мою личную жизнь, тоже сошлись во мнении, что я — ленивая трусиха, так как смелая и готовая к борьбе женщина не сбежала бы в Москву после всей этой истории с Пашковым, а принялась сражаться
Но я, едва начав думать о гибкости и изобретательности, представляла, как эти самые чудеса проявляла та девица из «Звезды», с которой мой Пашков… В общем, с которой мой Пашков познакомился чрезвычайно близко. И немедленно в памяти всплывали все отвратительные подробности того дня, когда он в очередной раз вернулся из своей журналистской командировки в столицу, почему-то совпавшей с «бизнес-вояжем» Сударева, сел передо мной на табуретку, взял мои руки в свои ладони, выдержал паузу и сказал:
— Я тебе изменил.
— Как? — спросила я с глупой, дрожащей улыбкой и зачем-то схватила из вазочки овсяную печенюшку.
— Так получилось. Прости… Черт, до чего глупо все вышло! Если бы ты только знала, как мне жаль… Понимаешь, я не мог, не хотел, чтобы между нами оставалась хоть капля недосказанности… Это просто глупое, нелепое стечение обстоятельств. Та девушка… В общем, мы с Сударевым зашли в «Звезду». Ну в казино… И там…
И на этот раз Пашкову не изменило умение говорить вроде бы красиво, но в то же время ужасно путано. Тонкая, металлическая оправа его очков тускло поблескивала, лоб страдальчески морщился. Никому не нужный чай стыл на столе, по печенью резво бегала нахальная муха.
— Понимаешь, она совершенно обычная.
— Мне это абсолютно неинтересно! — рявкнула я, приходя в себя и швыряя о пол ни в чем не повинную печенюшку. — Мне абсолютно неинтересно — где, когда и с кем. Ты понял?
— Но ты же сама спросила… — как-то растерянно пролепетал он.
— Я спросила — как. Отнеси это на счет моей сексуальной извращенности…
А теперь — до свидания!
Пашков ушел, аккуратно притворив за собой кухонную дверь. Я прорыдала пару дней, а потом сама сказала «до свидания» родному дому, родному театру и родному городу.
Почему-то в минуты душевных кризисов меня неудержимо тянет путешествовать. Кажется, что там, куда уносятся пахнущие сладкой тревогой поезда, поджидают тысячи вариантов счастливой жизни. Стоит только сесть в купе, запихнуть чемодан в рундук и…
Не повезло мне с самого начала. Билеты оставались только в плацкартные вагоны, всю дорогу в поезде отвратительно воняло нестираными мужскими носками, а сунувшись в первое же московское квартирное агентство, я с ужасом поняла, что снимать даже плохонькую однокомнатную квартиру в столице мне просто не по карману. Кроме того, главрежи солидных столичных театров почему-то упор но не желали узнавать во мне свою будущую приму. Режиссеры экспериментальных студий были более прозорливыми, но они предлагали такой смехотворный оклад! Нет, вообще-то я не одержима манией накопительства, но мне надо было как-то оплачивать мою малосемейку в Люберцах и хоть что-нибудь есть…
А еще мне нужны были деньги на фишки в казино. Да-да, ту самую «Звезду» я обнаружила в районе «Коломенской» на третий день моего пребывания в столице.
Я питалась исключительно вермишелью с болгарским кетчупом, зато не могла отказать себе в удовольствии раз в три дня заглядывать туда в своем единственном вечернем платье. Фишек я брала самый минимум, при этом с катастрофическим постоянством проигрывала. Но игра, честно говоря, занимала меня очень
Я не знала, кто моя соперница, но мечтала отмотать время назад и волшебным образом устроить так, чтобы Пашков сделал свою охотничью стойку на кого-нибудь из постоянных клиенток казино, женщину сильную, независимую, богатую. При одном условии — клиентка эта непременно должна была оказаться моей хорошей знакомой. Заметив кобелиный интерес Сергея Геннадьевича, я тихонько подхожу к ней и шепчу на ушко: «Отомсти за меня, пожалуйста!» Женщина кивает, бриллиантовая серьга в ее ухе загадочно мерцает. Я снова скрываюсь за какой-нибудь бархатной портьерой, а моя знакомая благосклонно улыбается Пашкову, уже пускающему сладкие слюнки. Они беседуют, пьют вино, вместе ставят на какую-нибудь цифру. Причем ладонь его как бы случайно накрывает ее руку.
Потом они едут к ней домой. Черный «мере» въезжает в ворота особняка, Сергей Геннадьевич помогает даме выйти, она роется в кошельке и протягивает ему пару зеленых бумажек. Охранники ехидно усмехаются.
«Что это?» — растерянно вопрошает изумленный Пашков. «Ваш гонорар, — невозмутимо отвечает дама. — Или, если хотите, спонсорская помощь. Вы ведь, как я понимаю, альфонс? Пользоваться вашими услугами у меня нет необходимости, но мне всегда жалко таких, как вы, вынужденных зарабатывать столь унизительным способом… Берите, не стесняйтесь!»
Охрана откровенно гогочет. Моя знакомая изящным движением поправляет прическу и, повернувшись к особняку, приветливо машет рукой. На пороге стоит ее супруг — красивый, сильный, мужественный. Пашков по сравнению с ним — Микки Маус на фоне Роберта де Ниро…
В общем, что-то примерно в этом духе я представляла себе и в тот день, когда отправилась на Люберецкий рынок за водкой. Мне хотелось напиться, чокаясь с зеркалом, порыдать над фотографией драгоценного Сереженьки и обессиленно уснуть прямо в одежде и несмытой косметике. В желудке было тяжело от прискучившей вермишели, на сердце — от сознания того, что все мечты о мести — лишь мечты. Продирающиеся мимо тетки с авоськами норовили проехаться по моему светлому плащику окровавленными бедрами индейки и кусками говяжьей печени. И вдруг я увидела тот самый лозунг! Рядом на прилавке стояли «домики» для тараканов, напичканные рыжими трупиками, аэрозольные баллоны, даже в закрытом виде источающие отвратительный запах. А я смотрела только на неровные буквы, выведенные синим фломастером: «Мы поможем отравить тех, кто мешает вам жить!»
Какая-то женщина в цветастом вязаном кардигане остановилась у лотка и принялась по очереди рассматривать все коробочки со средствами для смертоубийства братьев наших меньших. Продавщица мгновенно очнулась от полудремы:
— Вам от чего надо? От тараканов? От мышей? От комаров?
— Комары — не самое страшное. Да и к августу они уже все повымерзли. — Женщина взяла в руки флакон с «Импрессией» и принялась, сощурившись, выискивать что-то на этикетке. — От людей вреда больше.
— Да уж! — со скорбным пониманием закивала продавщица, подперев подбородок рукой. — От мужиков в особенности… Кстати, есть антиалкогольный чай «Петрович». Не хотите? Говорят, очень хорошо помогает…