Пещера мечты. Пещера судьбы
Шрифт:
Зато в Промежуточной не было и километровых пустых участков. В радиусе ста метров от любой точки, кроме, возможно, крайнего юга пещеры, как правило встречался хотя бы один красиво украшенный маленький зальчик, или уголок, или галерейка, который можно было увидеть и ощутить сразу и целиком. Находясь в привычном масштабе предметов и объемов, и потому не теряя с пещерой контакта. Чувствуя себя ее правомерным обитателем, а не каким-то тараканом на футбольном поле. Такое чувство меры — достоинство, встречающееся у пещер чрезвычайно редко, и даже на Кугитанге подобных пещер всего две — Промежуточная и Таш-Юрак, который тоже практически полностью разгромлен, и застать «юность» которого мне не привелось.
Естественно, что во многих пещерах массива, да и в той же Промежуточной, уже найдены новые районы, которые отличаются
Началась история Промежуточной с маленького грота в стенке каньона, найденного Ялкаповым. Не знаю, с помощью какого колдовства он увидел под толстым слоем камней и известкового туфа на полу грота лежащий под ними пласт мраморного оникса — ни по каким содержательным соображениям этот грот не отличался от тысяч других. Интуиция хорошего геолога — вещь великая, и даже всякими разными организациями вполне уважаемая. И потому самоцветчики немедленно составили проект на разведку новой «точки», а выкопав пару канав и убедившись в правильности Ялкаповской интуиции — построили спускающуюся в каньон автомобильную дорогу и взялись за дело всерьез. В течение года они тихо-мирно ковырялись, и точка эта радовала глаз тем, что и оникс с нее идет, и пещерам вреда никакого.
Идиллия закончилась внезапно. Однажды утром, в июне 1977 года, после резкого похолодания, машина, как обычно, завезла смену рабочих на точку — и увезла обратно на базу. Потому что из маленькой и ничем не примечательной дырки в дальнем конце грота, в которую даже не пролезал кулак, теперь раздавался мощный рев водопада. Как известно, собака, которая лает, обычно не кусается, но с водой в каньонах Кугитанга шутки плохи. Стоит пройти достаточно сильному дождю, чтобы в каньонах появилась вода (что бывает раз в пять-десять лет) — и эта вода сметает все на своем пути, ворочая гигантские камни. Из страха перед возможным селем рабочие просто отказались остаться на точке.
Воде браться было решительно неоткуда — последний дождь был около двух месяцев назад, да и снеговой покров в высокогорье давно уже сошел. Никакой реальной причины для остановки работ не могло быть, но рабочих нужно было успокоить немедленно. И весь геологический персонал участка немедленно поехал разбираться с источником рева, захватив с собой пару наименее трусливых рабочих. Естественно, ревел ветер — превращение свиста ветра в рев водопада всякими эхо и резонансами — совершенно рядовое явление, не раз обманывавшее и гораздо более опытных спелеологов. Ветер не просто ревел — из дырочки вылетали с вполне приличной силой камешки размером до лесного ореха. Пещера слишком недвусмысленно заявляла о себе, чтобы это можно было оставить без внимания. И пещера открылась практически мгновенно — всего два раза пробуривали шпур и взрывали его аммоналом, благо компрессор, пневматический перфоратор и аммонал были под рукой. Чего под рукой не было, так это света — один единственный фонарь на шестерых. Потому — обследование новооткрытой пещеры пришлось отложить на следующий день, ограничившись на сейчас первой сотней метров. Но даже эта сотня метров обещала, что пещера будет необычной — буквально в пяти метрах за взорванным проходом начиналась щелевая галерея шириной всего метр и высотой десять — и по всей ее правой стене на высоте груди шла полочка с кустами таких геликтитов, каких никто из нас не видел даже на картинках. Как в музее. А дальше галерея выпадала в компактный сферической формы зальчик со снежно-белыми гипсовыми сталагмитами. И в конце зальчика была та самая узость, в которую вшестером с единственным светом было лезть совсем глупо.
На следующий день штурм готовился по всем правилам. Конечно, все на участке имели дело
Хрен там шансы малы. Вертикали начались ровно в двух метрах от места нашей вчерашней остановки, хотя разматывать лестницы и веревки пришлось еще полусотней метров дальше.
В ту пору мы еще оставались идеалистами и верили в то, что если пещера оправдает надежды и в ней окажутся гипсовые залы, аналогичные покореженным и закопченным туристами и вандалами в пещерах Хашм-Ойик и Таш-Юрак, то мы пещеру отстоим и рушить не дадим. Хотя иллюзий, что ее можно будет сохранить, если она окажется с кальцитовыми натеками, не было уже тогда — сохранить «залежи оникса» на пущенном в разработку ониксовом руднике было в то время невозможно. Но если вдруг вблизи от входа оникса не будет, то сохранение пещеры — уже предмет для обсуждения. К сожалению, как оказалось буквально через несколько часов — только для обсуждения. А перед спуском же дошло чуть ли не до драки — начальник участка Слава Маркарянц отбирал у рабочих, собравшихся с нами на экскурсию, пилы, взятые для того, чтобы «гипс пилить и делать ночники».
Наконец, треп закончился, и — полезли. Узость, остановившая нас в прошлый раз, через два метра оборвалась трехметровым уступом, достаточно, впрочем, узким, чтобы мы могли, не прибегая к лестницам и веревкам, спуститься в распоре. Сразу обрекая на уничтожение один из феноменов пещеры. Внизу вся щель была покрыта толстым слоем пещерного жемчуга — редчайшим типом конкреций, причем такого размера и чистоты, что мне за всю мою практику ничего подобного не попадалось ни до, ни после этого. Коридор так и был назван Жемчужной Щелью. Буквально через три дня вся эта удивительная россыпь была затоптана полностью…
Сразу за Жемчужной Щелью пещера уже открылась во всей своей полноте и неповторимости. Мы стояли на крошечном балкончике здоровенного зала, уходящего колодцем вниз метров на пятьдесят, и вверх на столько же. Зал потрясал воображение. Не натеками — их практически не было. И не размерами — в Кап-Кутане Главном есть залы и побольше. А тем, что характерно именно для Промежуточной — совершенством и необычностью. Все стенки и потолки были округлыми, без единого угла — как будто слились воедино несколько десятков гигантских мыльных пузырей. Все было окрашено в кроваво-красный цвет какой-то очень необычной глиной. В качестве завершающего аккорда — поверх этой глины звездами сияли маленькие кристаллы гипса, блестками отсвечивающие с самых дальних стен.
Именно в тот момент, когда мы стояли на балкончике, и прозвучали впервые слова «Братцы, а ведь мы где-то на верхних этажах Кап-Кутана!». Не то, чтобы они были особо провидческими — близкое соседство двух крупных пещер просто не оставляло другой возможности — но впервые всерьез пришло осознание грандиозности всей системы пещер. Разбросанные в радиусе нескольких километров Кап-Кутан Главный, Хашм-Ойик и Таш-Юрак до этого момента воспринимались хоть и большими, но все-таки конечного размера пещерами. Обнаружение точно в центре образуемого ими треугольника еще одной крупной полости ставило уже не перед подозрением — перед фактом, что система едина, и что она — одна из крупнейших на планете Земля. И одна из самых труднопроходимых. Знать бы тогда, что паршивый километр до Кап-Кутана Главного придется проходить пятнадцать лет, а стыковка с остальными полостями системы и через пятнадцать лет останется такой же труднодостижимой…