Пещера у Мертвого моря
Шрифт:
Гости не внушали доверия привратнику брату Булосу. Один из них, правда, был сириец и якобит, но остальные, люди грубые, плохо одетые и еще хуже выбритые, — бедуины. Что им нужно от его преосвященства в священных монастырских покоях? Тут пахнет замаскированным вымогательством, а то и чем похуже. Чего не может быть в это страшное время, когда все в городе идет вверх дном?
— Святой отец знает, что мы придем, он ждет нас, — молил Кандо.
— Так каждый может сказать, — проворчал привратник. Но чтобы не оплошать и не навлечь на себя попреков, он полюбопытствовал, что принесли посетители. Свитки пахли смолой и серой, и покрыты они были письменами не на священном
— Заклинаю тебя мощами святых апостолов и святого Игнатия Антиохийского, — чуть не плача, настаивал Халил. — Позови тогда хотя бы кого-нибудь из святых отцов!
Привратник, казалось, был глух и нем. Но как раз в это время через двор шел отец Бутрос. Полагая, что его внушительная внешность поможет без шума, а в эти дни шум был опасен для жизни, спровадить назойливых посетителей, привратник попросил его подойти.
Отец Бутрос приблизился и резко, но не без добродушия, спросил, чего желают пришельцы.
Между тем Юсуф совсем потерял терпение. Времени он потратил уже много, ему еще нужно было купить различные хозяйственные мелочи, а в Бет-Лахме их не найти.
— Твой муфтий просил нас прийти сюда, — сказал он сердито, — он хотел купить древности вашей неверной церкви, которые мы нашли. Вот они. — С этими словами Юсуф сунул руку в заплечный мешок и протянул священнику свиток. Ошеломленный Халил увидел, что этого свитка он не держал в руках.
Отец Бутрос развернул свиток, и так как он был не практиком, а ученым-теологом, то с первого же взгляда определил, что перед ним еврейские письмена. О странных ордонансах митрополита он совсем забыл, ведь с тех пор уже прошло несколько недель, а митрополит Афанасий никому и словом не обмолвился о своей тайне. Патер равнодушно выпустил из рук край свитка:
— Святому отцу нечего делать с этой гадостью. Если ты говоришь, что он велел тебе прийти, ты заблуждаешься или клевещешь. Это еврейские древности, они к нам не имеют отношения. Хочешь сбыть их, ступай в какую-нибудь синагогу. — И он подобрал сутану и ушел.
Халил тяжело вздохнул, когда перед его носом привратник захлопнул ворота. Сириец клялся Юсуфу и его брату, что это просто недоразумение, что оно обязательно выяснится, как только вернется святой отец. Но рассерженные бедуины, произнеся обычные в подобных случаях слова, направились по раскаленной солнцем площади к Суэкат-Алан, которую Халил привык называть улицей Давида.
Халил же в отчаянии остался у ворот монастыря и снова принялся стучать.
Тем временем бедуины расположились на отдых в тени Баб эль-Халиб, или Яффских ворот. Случай, нередко благосклонный к тем, кто его не ждет, свел их с седым умным купцом-евреем. Ему показалось, что у бедуинов какое-то дело — не то хотят что-то купить, не то продать. За спрос денег не берут, и он, зная, что хорошие сделки иногда совершаются самым необычным образом, поинтересовался, куда держат путь незнакомцы.
Те тотчас поняли, что перед ними еврей, и, вспомнив слова сирийского священника, рассказали ему, что в пещере, среди пустыни, нашли еврейские древности и не прочь их продать, если им хорошо заплатят. Старик насторожился. Они отошли в безлюдный из-за полуденного зноя закоулок у садовой стены армянского монастыря. Бедуины вытащили свои свитки и развернули один из них. Торговец посмотрел на буквы, прочел одну строчку, другую, пощупал
Как жаль, что у него деловое свидание и что им никак нельзя пренебречь! Синица в руках лучше соловья в лесу… Маленькое, но верное дело нельзя упускать ради, может быть, и крупного, но неопределенного. К тому же у него с собой очень мало денег.
— Гм, недурно, совсем недурно, сколько у вас таких свитков?
— Три, — Юсуф строго взглянул на своего брата.
— Ага, ну, скажем, тридцать фунтов.
— Ничего, — сказал Юсуф, — об этом стоит потолковать. Правда, я рассчитывал на пятьдесят, но, как говорится, мы могли бы сойтись в цене, если каждый немного уступит. Хватит у тебя денег?
— С собой нет, придется пойти ко мне. Но сейчас у меня нет ни минуты свободной, я и так уже опаздываю. Повторяю, я дам вам, не глядя, тридцать фунтов. Мы же порядочные люди, не правда ли? Приходите через два часа, т. е. когда часы пробьют четыре, в мою лавку. Яффа-роуд номер Вы умеете различать номера?
— Само собой, — с гордостью ответил Юсуф. — Мы придем. Жди нас и приготовь деньги, но немного больше, чем ты сказал.
Юсуф с удовольствием подумал, как обрадуется Мухаммед, когда отец вернется с такой суммой. Бедуины лениво побрели обратно к Яффским воротам и там столкнулись с Кандо, который разыскивал их и уже совсем отчаялся. Бедуины пожали плечами. Сделка была уже почти завершена, и они не видели оснований, почему бы им не утереть носа вифлеемцу.
Тридцать фунтов вместо жалких десяти или одиннадцати, если считать задаток! Услышав это, Халил побледнел, несмотря на жаркий день и перенесенные волнения. Но не будем к нему несправедливы: он изменился в лице не только потому, что от него уплывала хорошая сделка, не только потому, что боялся гнева митрополита, который неизбежно разразился бы, если бы тому не достались таинственные и, по-видимому, желанные свитки… Вовсе нет! Кандо взволновали главным образом события в городе, о которых он узнал, пока стоял у ворот монастыря, от проходивших мимо знакомых.
— Несчастные, — вскричал Халил, — хорошо, что я вас встретил. Бог или Аллах спас вас в последнюю минуту. Вы живете в пустыне и не знаете, что творится здесь, в Эль-Кудсе!
И он подробно, не жалея красок, поведал им о положении в городе.
— Пламя ненависти иудеев к сынам Аллаха разгорелось! Вас хотят заманить в западню, будут пытать и мучить, зарежут, убьют! Вы не знаете, что Яффа-роуд находится в еврейской части нового города и, как слепые, бросаетесь в западню, польстившись на приманку в тридцать фунтов, чтобы никогда больше не увидеть своих палаток, жен и детей. А потом, разве я не говорил тебе насчет законов о древностях, а, Юсуф?
Неисповедима воля случая, против которой бессильны людские старания. В эту самую минуту защелкали выстрелы, сухо залаял автомат у Дамасских ворот. И бедуины поверили всему, что им рассказывал Халил. Не сделав покупок, они вместе с сирийцем бежали из священного города, утратившего свою святость. По дороге в Вифлеем Кандо удалось уговорить бедуинов оставить ему все пять свитков [43] .
Но даже хитрец Халил не догадывался, что у третьего бедуина было с собой еще три свитка.
43
На самом деле Кандо приобрел четыре свитка: Устав, Комментарий на кн. Хабаккука (Аввакума), кн. Исайи и так называемый Апокриф кн. Бытия.