Пещера ужасов
Шрифт:
И Майк такой уверенности тоже уже не чувствовал.
Топор снова стал падать. Но в тот же миг вагончик сорвался с места. Удар — на сей раз звонкий, топора о железные рельсы — донесся уже из-за кормы.
Мясник что-то глухо буркнул и побежал за ними.
Он бежал не слишком быстро, но и вагончик, после первоначального рывка, поехал разве что слегка быстрее торопливо идущего человека. Свет остался позади, вокруг снова была темнота, из которой слева и справа доносились мучительные стоны и крики боли, а сзади бухали тяжелые шаги мясника, постепенно сокращавшего расстояние. Вот они зазвучали совсем рядом, уже даже не сзади, а слегка сбоку, с того, где сидела Джейн — казалось, удар топора из темноты может обрушиться в любое мгновение. Но тут вагончик вновь ускорился, оставляя маньяка позади. Тот, однако, поднажал — ботинки забухали чаще, вновь приближаясь.
Топор с лязгом обрушился на борт кабинки в считанных дюймах от локтя Джейн.
— Дерьмо! — завопила она. — А если б там была моя рука?!
Да, понял вдруг Майк. Ведь дело происходило в темноте. Этот тип, актер он или кто, не мог видеть, что руки там нет…
Вагончик вновь ускорился, а затем тяжелый топот опять стал настигать.
— Смотри! — крикнула вдруг Джейн.
Майк, выворачивавший голову назад в тщетных попытках разглядеть преследователя, вновь развернулся вперед — и увидел вспыхнувшие во мраке кроваво-красные буквы «ВЫХОД». Вагончик мчался прямиком к ним. Наконец-то, подумал Майк с облегчением. Скорость вновь уменьшилась, но до выхода осталась какая-то пара ярдов. Еще мгновение — и…
Пол под ними разверзся, и они полетели вниз.
Секунду спустя — секунду, заполненную совместным криком — они поняли, что это не свободное падение, а всего лишь спуск на скоростном подъемнике. Затем навалилась короткая перегрузка — расплата за невесомость в первый миг спуска — и вагончик съехал вперед на самое дно… ямы? шахты? колодца? Было слышно, как подъемник вновь уехал наверх, оставив их в абсолютной темноте.
Подвал скотобойни, подумалось Майку, который, в отличие от Джейн, слышал в детстве эту историю. И ему даже ясно представилось, что они увидят, когда в очередной раз вспыхнет свет: лежащего в грязной луже парализованного мальчика, которого заживо едят крысы. Мальчика, чье тело превратилось уже в сплошное кровавое мясо, бугристое, изрытое, лишь отдаленно напоминающее очертания человека, и множество острых зубов непрерывно отрывают, отщипывают от него все новые и новые маленькие кусочки…
Но из темноты не доносилось крысиного писка. Только какое-то негромкое, неритмичное поскребывание. И Майк почувствовал — хотя сам не смог бы объяснить, почему — как от этого тихого, вкрадчивого звука волосы начинают шевелиться на голове.
Вспыхнул свет, неровный и дрожащий. И они действительно увидели мальчика. Но не того самого — тот, если верить легенде, был белым, а этот — темнокожим. По его щекам текли слезы, но кричать он не мог. Он был насажен на длинный вертикальный кол, выходивший у него изо рта. Все, что он мог — это грызть эту толстую круглую деревяшку, покрытую кровью и содержимым его кишечника; его зубы и издавали тот самый звук. Кол был высотой больше двух ярдов и изгрызен с самого верха — но теперь мальчик сполз по нему почти до пола. Впрочем, шансов коснуться пола ногами у него не было — у основания кол становился слишком широким.
Мерцающий свет разгорался все ярче, озаряя теперь уже не только кол, но и подземелье вокруг. Это действительно был какой-то большой подвал с высоким бетонным сводом и глухими стенами. Здесь не было никаких коридоров и дверей, ведущих наружу. Рельсы заканчивались в считанных ярдах впереди. И на этих ярдах стояли… другие вагончики. Только совсем старые, проржавевшие, заросшие пылью, грязью и паутиной. И эти вагончики не были пусты. В ужасе смотрели Майк и Джейн на пожелтевшие черепа (на одном из них все еще висели наушники, на другом сохранилась бейсболка), на лохмотья одежды, свисающие с ребер… кажется, никто так и не смог выбраться из-под прижимающего к сиденью поручня…
«Так вот где оказываются те, кто исчезает!» — потрясенно подумал Майк… и тут же обругал себя идиотом. Луна-парк приехал в город только несколько дней назад, какие, к черту, скелеты и ржавчина?! Бутафория, все здесь — сплошное надувательство!
Словно в ответ на его мысль сверху что-то залязгало. Молодые люди вскинули головы и увидели, как с высокого потолка подвала прямо на них падают, разматываясь на лету, тяжелые цепи с крюками на концах. Казалось, что эти крюки рухнут им прямо на головы, но они пролетели мимо — по два слева и справа — и глухо звякнули о борта вагончика. А затем… затем из-под днища вдруг высунулась уродливая, покрытая шрамами рука, на которой не хватало фаланг двух пальцев (видимо, внизу был люк, открывшийся совершенно
Но замки не открылись. Цепи втащили вагончик наверх, в черноту открытого люка — и здесь, наконец, выровняли, а потом, пронеся чуть вперед, опустили на рельсы. Крюки лязгнули, отцепляясь. Вагончик вновь поехал сквозь тьму — но не к выходу (обманных горящих букв уже не было), а к следующей жертве.
Это вновь была женщина или девушка — сказать более определенно было невозможно. Она стояла, растянутая резиновыми жгутами на слегка отклоненной назад плоскости (Майку пришло в голову слово «стенд»), распластанная, как лабораторная лягушка. По сравнению с тем, что сделали с ней, парень, с которого заживо сдирали кожу, мог считаться счастливчиком. Лица у нее больше не было. Оно было срезано полностью, до кости, в то время как плоть по бокам головы оставили нетронутой — обнажившийся череп в этом обрамлении смотрелся особенно жутко. Но хуже всего было то, что это был череп живого человека. Лишенные век шары глаз, все в кровяных прожилках лопнувших сосудов, беспорядочно двигались в костяных глазницах, тщетно пытаясь укрыться от бьющего в них света прожектора, сквозь дыру на месте носа слышно было частое дыхание; нижняя челюсть бессильно отвисла, однако при приближении вагончика задергалась — несчастная пыталась что-то сказать, но того, что осталось от ее жевательных мышц, было для этого недостаточно. Язык, впрочем, двигался во рту, но ни Майк, ни Джейн не смогли разобрать мычаще-воющие звуки… С ее телом проделали то же самое, что и с головой: вся плоть спереди была срезана. В ярком свете прожектора было хорошо видно сквозь ребра, как колотится сердце, как вздуваются и опадают легкие. Все органы брюшной полости также были выставлены напоказ; они не вываливались наружу — возможно, благодаря отклоненному назад положению тела. Руки и ноги подверглись той же вивисекции; выскобленные кости белели в окружении прослоек желтоватого жира и багровых срезов мышц…
Майк увидел, как некое утолщение медленно движется внутри ее кишечника, и резко перегнулся через борт. Его тошнило. Вагончик дернулся и покатил дальше, не дав ему закончить. Юноша плотно зажмурился, пообещав себе теперь уже точно не открывать глаза, пока они не выедут наружу.
И он честно выполнял свое обещание, и когда справа отвратительно потянуло горелым мясом (даже жуткие надрывные стоны не могли заглушить шипения жира, капающего в огонь, и Майк почувствовал щекой близкий жар), и когда слева пронзительно завизжали дети — судя по голосам, сразу четверо или пятеро. Но когда Джейн испуганно закричала «Нет! Нет! Остановите!» — все же распахнул глаза.
На сей раз жертва была не слева и не справа. Она лежала прямо на рельсах. Совсем юный парнишка, лет на семь моложе самого Майка. Его руки и ноги были замурованы в два массивных бетонных куба по обеим сторонам пути, а вагончик вот-вот должен проехать своими колесами по его животу и груди. Судя по кровоточащим колеям, вдавленным в его плоть — далеко не в первый раз. И хотя, конечно, аттракционный вагончик — это не железнодорожный вагон и даже не автомобиль, вряд ли он весил больше пятисот фунтов вместе с пассажирами — но и это не так уж мало, особенно когда прокатывается по уже переломанным ребрам и ничем не защищенному раздавленному животу…
Парнишка приподнял голову и посмотрел на приближающийся вагончик мутным страдальческим взглядом, в котором читалась бесполезная мольба. Естественно, у них не было никакой возможности остановиться. Джейн еще раз крикнула «Стойте»! но в следующий момент их слегка подбросило, и под колесами омерзительно захрустело и зачавкало. Парень закричал — тонким, совсем еще детским голосом. До сих пор они были лишь зрителями — теперь, пусть и невольно, стали соучастниками…
К счастью, впереди уже показался выход. На сей раз, похоже, настоящий — оттуда пробивался свет дня. Да, двери пещеры открывались, чтобы выпустить их на волю…