Пещерные инстинкты в большом городе
Шрифт:
– Тар?
– М-м?
– Ты что-то видишь?
Может, теперь нечисть только в его глазах обретает плоть? Потому что я ничего не видела.
Солдатик стал двигаться по полу сам по себе.
– Я вижу, что игрушки двигаются.
– А еще кого-то видишь? Или что-то?
– Нет.
Это было странно. До этого нечисть всегда обретала форму. Что делать сейчас, ума не приложу.
Солдатик продолжил двигаться, дошел до башни и прыгнул на верхушку.
Саймон снова рассмеялся.
– Давай понаблюдаем. –
Ребенок был так увлечен игрой, что будто и не замечал нас. Смеялся, веселился, с удовольствием поддерживал игру. Невидимый друг часто брал инициативу на себя, ничуть нас не стесняясь.
Я убедилась, что это не ожившие игрушки, потому что они двигались так, будто им играл человек с двумя руками. Сам по себе солдатик забрался бы на башню по кубикам, а не прыгнул сразу на вершину.
Святой Луи, о чем я рассуждаю?
– Смотри. – Тар положил руку мне на колено, и я смотрела на его наглую пятерню на мне, а не туда, куда он показывал. – Смот-ри!
После его повтора я открыла рот, но мельком все же глянула в сторону стекла. Игрушки больше не двигались, зато на прозрачной преграде появился матовый эффект, как от дыхания, а потом нарисовались два человечка – один поменьше, другой побольше.
– Хотите чаю? – Дверь открылась, и внутрь заглянула хозяйка дома с младенцем на руках.
Я подошла к ней и тихо произнесла:
– Не откажемся. Но у меня есть вопрос. Посмотрите на окно. Саймон нарисовал себя и папу? Дедушку? Может, дядю или брата?
Женщина как-то разом побледнела, переложила младшего ребенка головой на сгиб другой руки и с испугом посмотрела на стекло. Рисунок пропадал, потому что запотевшее окно вновь становилось нормальным.
– У вас кто-то погиб? – еще тише спросила я.
– Все живы-здоровы! – как-то ломано ответила женщина и несколько раз подряд моргнула. Часто-часто так.
– Что-то не так? Простите, что лезу к вам с вопросами, но вы позвали нас помочь. Честные ответы нам очень помогут понять причину происходящего.
– У Саймона никогда не было ни дедушки, ни старшего брата, ни дяди.
– Тогда какие у него отношения с отцом? Это же он вызвал нас?
– Боб – отчим Саймона.
Опа! А вот с этого места поподробней.
– А где родной отец?
– Мы с ним развелись. Он сейчас в другой стране.
Тар так громко и возмущенно фыркнул, что мы подпрыгнули.
Я посмотрела на пещерного и не узнала его, до того у него был осуждающий и тяжелый взгляд в сторону матери Саймона.
– Мальчик должен был остаться со своим отцом. Чужой никогда не будет так его любить и обучать, как свой! – Тар встал и стал грозным голосом отчитывать хозяйку дома.
Та округлила глаза, открыла рот, и я быстро встала между ней и пещерным, взглядом обещая ему все кары мира.
– Что ты несешь? – спросила одними губами.
Тот лишь бровь одну приподнял:
– Правду.
О
– Сейчас у людей бывает много браков. В этом ничего такого нет. – Я говорила еле слышно, потому что видела: не сдержи я его, Тара понесет, до того он принял это близко к сердцу. Будто это у него ребенка забрали!
– Времена неважны. Семья есть семья. Мальчик должен быть с отцом. Девочка с мамой. Иначе бы душа отца не пришла сюда играть с малышом! – Тар показал пальцем на Саймона.
– Душа отца? – Хозяйка дома, и без того в шоке от обвинений, поежилась. – Но Гарри жив.
– Но не может видеться с ребенком, да?! – вдруг взревел Тар. – Вы не даете? Уехали далеко? Сейчас там, где Гарри, ночь, да?
Казалось, что, даже вылей я сейчас ведро ледяной воды на пещерного, он не остынет. Взгляд Тара полыхал.
Я вспомнила наскальный рисунок семьи.
Ничего подобного. Не меня он тогда фантазировал. Это его бывшая семья.
Тар будто не замечал моего потрясенного взгляда. Я с усилием выдохнула и крепко сжала губы, чтобы сдержать вопросы, которые сейчас так некстати вертелись на языке.
И тут кубик с размаху прилетел пещерному в лоб с такой силой, что тот отшатнулся.
Саймон заливисто расхохотался. Малыш смеялся так заразительно, так по-детски непосредственно, что полыхающий взгляд Тара погас, зажглись смешинки. Пещерный улыбнулся.
– Простите… Ха-ха! Боже, простите! Он не специально, ха-ха. – Даже мама мальчика не могла сдержать смех.
Я смеялась вместе с ними.
– Это не Саймон кинул. – Тар посмотрел на коврик, где играл малыш. – Это его папе не понравилось, что я так разозлился. Он считает, что я не имею на это никакого права и ничего не знаю.
– Это привидение с вами говорит?
– Это не привидение, я же говорил: это ваш бывший муж пытается связаться с ребенком.
– Но как Гарри может быть… здесь? У меня мурашки по коже! Пожалуй, это даже хуже, чем привидение, о котором мы думали.
– Он либо сейчас спит, либо в пограничном состоянии.
– Что значит «в пограничном состоянии»?
– Это значит между жизнью и смертью.
Я не выдержала:
– Почему ты так уверен, будто сам испытывал это на себе?
– Потому что так и есть.
Ну вот! Он признался.
«А ты говорил, что рисовал меня! Что у тебя нет семьи!» – эти фразы скребли горло когтями так, что пришлось плотно сжать челюсти.
Я отступила на шаг, невидящим взглядом посмотрела на малыша и напомнила себе: я здесь ради денег. Да, я все это затеяла ради поездки на неделю моды. Так что тогда злюсь?
Тар мне ничего не обещал. Ничем не обязан.
И тут же оборвала себя: тогда зачем врал про живопись? Это же называется «дать девушке ложные надежды»! Запудривание мозгов – вот что это!