Пещеры тысячи будд
Шрифт:
Караванщики с драгоценным грузом не церемонились: двое поднимали сундук и бросали его на землю, чтобы расколоть, или молотили по нему палками и камнями.
Семеро погонщиков без устали входили в пещеру со свитками и возвращались, Синдэ помогал им. Свертки были разные: большие и маленькие, тяжелые и не очень. Прижимая к груди священные тексты, люди друг за другом карабкались по зыбкому песчаному склону, протискивались через узкий проем в потайной грот, передавали свою ношу монахам и шли за новой охапкой свитков. Погонщики молчали, сосредоточившись на работе, – ни ругани,
Постепенно гора сундуков таяла, рядом с ней росла груда сломанных досок. Наконец вся пещера заполнилась свитками, осталось только маленькое свободное пространство возле отверстия. Монахи вылезли наружу. Синдэ занял их место в гроте, вытащил из-за пазухи список «Сутры сердца» и в полной темноте положил его на гору свитков. Вот и все. Он вдруг ощутил пустоту в душе, словно только что бросил труд всей своей жизни в океан, и в то же время умиротворение. Дело закончено. В сердце Синдэ воцарился покой.
– Остается только замуровать вход, – со вздохом облегчения объявил он, выбравшись из грота.
Монахи взяли эту обязанность на себя. А Синдэ решил вернуться в город. Погонщики сложили из разломанных сундуков костер и улеглись вокруг него спать. Синдэ постоял немного у огня, раздумывая, ехать одному или позвать их с собой. В конце концов он выбрал последнее, рассудив, что опасно оставлять монахов с этими приспешниками Гуана – вдруг купец дал им приказ убить свидетелей.
Разбудив погонщиков, Синдэ велел им собираться в путь. У них был только один верблюд, и Синдэ залез на него, а погонщикам пришлось идти пешком. Сначала они возроптали, но потом все же подчинились – ведь за работу хозяин посулил им щедрое вознаграждение, да и с этим ханьским грамотеем он разговаривает на равных, так что лучше уж выполнять его распоряжения.
Когда Синдэ вернулся в город, солнце уже стояло высоко. Он наведался в штаб у северных ворот и обнаружил, что, кроме часовых, все воины, в том числе рубака с заячьей губой, остававшийся за старшего, крепко спят. Сам Синдэ не спал две ночи подряд и совершенно выбился из сил, но он заставил себя пойти на площадь, где по уговору должен был ждать Гуан. Ни Гуана, ни его людей там не оказалось, и нетрудно было догадаться, куда мог направиться жадный купец. Оставив погонщиков на площади, Синдэ поспешил во дворец. У ворот не было даже стражи. Хоромы правителя Цао опустели.
Синдэ на всякий случай решил заглянуть в зал, где в прошлый раз видел Яньхуэя, и, не особенно надеясь на ответ, крикнул у закрытых дверей:
– Ваше высокопревосходительство!
– Кто там? – тотчас отозвался Яньхуэй.
– Так вы еще здесь! – Синдэ вошел в зал.
– А где мне быть? – проворчал Яньхуэй, как и прежде восседавший на кресле.
– Что же ваши родственники? Неужели тоже остались в Шачжоу?
– Еще чего! Вчера вечером они сбежали в Кочо, на уйгурские земли.
– А как же вещи? Здесь повсюду сундуки и ларцы, готовые
Яньхуэй рассмеялся неприятным скрипучим смехом, который больше походил на приступ кашля.
– Не повезло им! Уложили все свое добро, но когда настало время уходить, в городе не нашлось ни одного верблюда и ни одного погонщика. Вот ведь недотепы! – Бывший правитель Гуачжоу опять разразился безумным хохотом. – Пришлось им взять только то, что можно было унести в руках.
– Вэйци Гуан был здесь?
– Купчишка? Этот мерзавец во внутренних покоях.
– Что ему нужно?
– Откуда я знаю?
Синдэ бросился вон из зала.
– Гуан! – позвал он.
Никто не откликнулся. Миновав несколько внутренних помещений, Синдэ выскочил на галерею и увидел дворик, в котором среди зарослей красных цветов суетились знакомые караванщики.
– Гуан!
Мужчина в меховой накидке обернулся. Это был Вэйци Гуан собственной персоной. Синдэ приблизился. По всему двору валялись сундуки и ларцы; некоторые были открыты, содержимое рассыпалось, драгоценности, утварь, роскошная одежда, отрезы ткани в беспорядке громоздились повсюду. Гуан и его подручные выискивали самые ценные вещи и торопливо увязывали их в тюки.
– Что ты делаешь? – ошеломленно пробормотал Синдэ.
– Сам не видишь? – рявкнул купец. – Здесь столько всего, что не увезти и на двух сотнях верблюдов!
Гуан продолжил просматривать содержимое сундуков, вскрытых погонщиками, и указывать, что выбросить, а что сложить в отдельную кучу. Наконец до него дошло, что Синдэ пристально наблюдает за ним, и его лицо посуровело.
– А ты почему здесь? Что с сокровищами?
– Надежно спрятаны в пещере. Я обо всем позаботился.
– Молодец. – Гуан кивнул и вновь занялся делом. Казалось, это никогда не кончится: сокровища династии Цао заполняли не только внутренний дворик и прилегающие галереи, но и другое крыло дворца.
Синдэ некоторое время следил за действиями мародеров. Выхватив из кучи отобранного добра огромный ковер редкостной красоты, накрывший почти весь двор, Гуан выругал подручных за то, что они складывают совершенно бесполезные вещи.
– А ну выбросите его! – рявкнул он.
Один из погонщиков вцепился в ковер. Намечалась перебранка. Синдэ молча повернулся к ним спиной и побрел к Яньхуэю, который сидел в полном одиночестве, склонившись на подлокотник кресла.
– Ваше высокопревосходительство! Битва может начаться в любую минуту. Пора в путь.
– Коли битве суждено начаться, не все ли равно, когда это произойдет? Я останусь здесь.
– Здесь нельзя оставаться! Вы должны сейчас же покинуть город!
– Это почему же, друг мой?
– Почему? – опешил Синдэ. – Потому что человек должен жить столько, сколько ему отмерено…
– Должен жить? – Яньхуэй повторил эти слова так, будто они показались ему очень странными. – Это вопрос не долга, а желания. Тот, кто хочет жить, не умрет. Если сам ты надеешься выжить, возьми. – Яньхуэй открыл ларец, стоявший у его ног, достал оттуда большой футляр – в таких хранились свитки – и протянул его Синдэ. – Я хочу, чтобы ты сберег ее.