Пешка
Шрифт:
–Так я в миру? – заплетающимся языком прошептала Марина.
–Да ещё в каком, – прошептал голос над каждым ухом её по несколько раз.
2
Проснулась Марина, когда уже в окно ярко светило солнце. Часов, да и вообще, никаких личных вещей с собой не было, поэтому точное время установить не удалось. Марина огляделась. В палате, кроме неё, никого не было, хотя стояли две свободные кровати, застеленные белоснежным бельем. Лёгким сквозняком задуло молоденькую розовощекую медсестру. Она что-то прощебетала, вколола в руку и вылила Марине в рот, засунула градусник под мышку и упорхнула так же быстро.
Нега
–Ну, конечно…. давление скачет то вниз, то вверх. А как ему не скакать…. если одна всю семью…. тяну, из работы не вылезаю,– вяло телеграфировала обиженная и растерзанная жизнью душа в затуманенный мозг Марины.
Самый важный, по внешнему виду, из врачей комиссии взял какие-то бумажки у вновь появившейся розовощекой молоденькой медсестры и стал зачитывать что-то с них, открывшим рты и глаза, коллегам. Но Марину не особенно волновало и не интересовало о чём таком интересном сейчас идет речь среди стоящих вокруг неё медиков. Ееё пофигистическое настроение захотело чего-то иного, радостного и многообещающего.
В моменты нон-стоп мозг её жил отдельной, автономной жизнью от носителя и поэтому самопроизвольно мог выдавать много увлекательно-манящего. Это не было связано ни с какими травмами или болезнями. Просто, так было легче выживать в относительном здравии, не тронувшись умом. Абстрагироваться от вездесущей реальности в нужный момент, не впадать в истерики и конвульсии – вот главная фишка Марины. Но многие знакомые считали это небольшим сдвигом в её поведении.
В мозгу быстро и живо представилась очередная картина счастья, как это делалось не раз, в особенно трудные моменты жизни.
Ей представился вечер. Она идет по самой центральной улице города, горящей рекламами ресторанов и бутиков. На высоких каблуках, в элегантном дорогом платье, поверх которого накинуто пальто из дорогущей тонкой шерсти. На голове красивейшая шляпа, а в руках пакеты с одеждой, купленной только что в магазине. Дует теплый ветер в лицо и все естество Марины благоухает и светиться счастьем. Прохожие оборачиваются вслед: мужчины с восхищением, а женщины – с завистью. Даже лупоглазые чау-чау и крошечные той-терьеры повыскакивали из карманов и сумок хозяек и заскулили от непередаваемого восторга. Спокойной походкой самодостаточной женщины подходит она к крутому большому автомобилю, припаркованному неподалёку. Дверь ей открывает подбежавший услужливый водитель в униформе. На голове у него картуз с лакированным козырьком, на груди звенят и переливаются золотистые аксельбанты. Он помогает сесть в автомобиль, загрузив покупки в необъятный багажник.
– Любимая, я так по тебе соскучился! – слышит она низкий бархатный мужской голос из просторного салона авто.
Ее нежно обнимают сильные руки любимого мужчины и его тёплые нежные губы останавливают поток её оправдательных слов.
– Я приготовил тебе сюрприз, дорогая. Давай только возьмём с собой детей – они будут рады…
– Да, чёрт побери, ведь я не предупредила детей,– промычала Марина.
Тут комиссия врачей перестала переговариваться и со страхом посмотрела на увеличивающиеся глаза больной. Им показалось, что мутные яблоки глаз пациентки сейчас повыскакивают из
– У вас есть просьба, какое-то желание? – заинтересованно спросил самый представительный в затемнённых оптических очках.
–Так спрашивают лежащих на смертном одре, как мне кажется. По крайней мере, я так это в фильмах видела – стукнуло молотком в просветвляющемся мозгу госпитализированной. Но она выпалила совсем другое.
–Да, есть,– как можно энергичнее ответила Марина. – Мне нужен телефон, позвонить домой детям и, очень прошу, зеркальце.
–Хорошо, – ответил затемнённый. – Этим займется сестра,– добавил профессор, поправив очки и проплыв к выходу из палаты. Также плавно за ним вся комиссия стройным рядом продефилировала в коридор.
Весь ужас состояния Марины был в том, что дети, ее родные дети остались одни и в полном неведении о ней. Да, она была обладательницей двух взрослеющих неглупых детей. Старший отпрыск уже заканчивал вуз, а младшая дочь училась в колледже. Семейного положения не было никакого. Разведена несколько лет назад по собственной инициативе, так как надоела формальная жизнь, когда уже ничего не связывает, даже дети и секс. А секс – в первую очередь. Муж особенно и не сопротивлялся, и казалось, что очень этому обрадовался, как будто сам давно хотел, только стеснялся об этом сказать. Может быть и так, Марина не расспрашивала его, тем более что он не стал допытываться причин её такого кардинального решения.
Все произошло само собой, не трагично – без скандалов, взаимных упрёков и обвинений. Суд, вообще, оказался юридически быстрым, пятиминуткой «Хотите- не хотите, согласны- подпишите». Неторжественное вручение бумаг. «Отныне объявляю вас немужем и неженой» тоже не было. Полька «Бабочка» не играла и водку по стаканам не разливали. Все это осталось на совести разведённых.
А эти разведённые – уже не ячейка общества. Они весьма скупердяистые товарищи. Друзей не приглашают, чтобы отпраздновать такое событие. Да, событие. Не каждый день происходят разводы. Может быть, это на всю жизнь. Оставшуюся. Но что было, то прошло. Пожелали друг другу удачи, здоровья. Все вполне культурно и гуманно.
Дети восприняли развод родителей спокойно. Примеров у друзей было выше крыши.
Трёхкомнатную квартиру пришлось разменять. Двушка досталась Марине с детьми, ему перепала однокомнатная. Марина только после переезда ощутила свободу жизни, хотя если честно, муж никогда не довлел над ней. Но тягостная атмосфера, натянутые отношения создавали последнее время некомфортную обстановку в семье. Сейчас стало труднее в материальном плане. А бывший особенно не интересовался жизнью своих детей и, давая раз в полгода им на карманные расходы, он считал свой долг выполненным. Приходилось, по большей части, тянуть всё одной.
Иногда наступали особенно тяжелые периоды в её жизни. Она называла такие моменты «песнь одинокой волчицы»– это, когда оставалось только выть на Луну, чтоб совсем не свихнуться. Но потом, после нескольких минут слабости, она собирала рваную волю в кулак и шла дальше. Она не могла позволить себе долго раскисать. Марина прекрасно понимала, что такую жизнь выбрала для себя и никто в её бедах не виноват. Кроме неё самой одной.
Одна плюс дети. Иногда короткие, если можно так назвать, романы скрашивали ее досуг. Но Марина не стремилась поддерживать отношения с родом яйцеголовых, так как первая составляющая часть этого слова присутствовала в обладателях сперматозоидов, а вот с содержимым в голове у них была напряжёнка.