Пешки
Шрифт:
Для страны предатели те, кто посягает на единство Украины, – таких жалеть не стоит. Они овцы, ими управляют «кукловоды» из России, а мы управляем сами, потому что мы можем думать. Жители Донбасса – это рабы, заселенные еще при Сталине. Именно эта падла устроила террор на нашей земле, уничтожив сорок процентов украинцев, а потом заселила быдлом из России. Сейчас это быдло восстало и пытается показать язык. Но они проиграют. Наши убеждения сильнее, и правда на нашей стороне. Я верю в тебя, Серега, верю, что ты будешь уничтожать врага без жалости и угрызения совести. Ты сам видишь, как эти твари, оставшись без поддержки, себя ведут: они пресмыкаются, готовы жрать говно, лишь бы остаться в живых. Но таким не место на украинской земле.
– Брат, спасибо за доверие, будь спокоен: мои убеждения схожи с твоими
– Ну вот и отлично. Может, бабу хочешь?
– Да нет, ехать нужно, по «мажорам» прокатиться.
КАТЯ
Девушка зашла в дом. Снова накатило чувство страха – страх от одиночества и незащищенности. Два последних дня к ним в дом никто не приходил: как говорили, войска АТО перешли в наступление. Эти два дня Максим ее не бил, он все так же приходил выпивши, не общался с ней, лишь изредка отдавал ей приказы:
«Приготовь, принеси, убери». Катя делала все, что он хотел, не из-за боязни – появилась надежда, что он одумался, осознал, сейчас все поутихнет, и он изменится и станет таким, каким был раньше. За эти дни Катя с сыном стали больше выходить на улицу. Как-то, прогуливаясь с Артемом, она встретила одноклассницу Зину:
– Привет, Катя! – окликнула ее девушка.
– Ой, Зина, привет! Ну как ты?
Они обнялись.
– Да все так же, подруга. А ты почему здесь, почему не уехала?
– Не знаю. А ты почему?
Девушки улыбнулись.
– Пойдем ко мне, кофе попьем, поболтаем, – предложила Катя.
Они сидели на кухне и пили вкусный кофе.
– Ну как ты? Рассказывай. Как у тебя с Мишей? Где он, кстати, на работе?
– А Миша уехал, ушел в ополчение. И я сейчас «девушка сепара» – шлюха сепаратистская, как называет меня славная украинская армия.
Катя смотрела на подругу и не понимала, шутит она или говорит правду.
– Как же так, Зина? А ты-то здесь причем? Ну ушел и ушел. Ты-то здесь, никуда не делась.
– А куда мне деться, Катя? У меня здесь родители-пенсионеры, сестра младшая. Мне так и сказали: попробуешь свалить, мы их на куски порежем.
То, что рассказала девушка, было ужасно.
– Они пришли на второй день после захода войск АТО. Начали издалека: кем работаешь, где училась и все такое. Потом один из них спросил, где Миша. Ну я, дура, и сказала, что на заработки уехал. Могла ведь догадаться, что они всё знают. Избили отца, впятером изнасиловали сестру. Представляешь, эти скоты всё проделали в одной комнате, при родителях! Заставляли всех смотреть, что они делали с сестрой. «Скажи спасибо своей сестре: из-за нее мы с тобой сейчас такое сделали», – так сказали они Марии. Теперь она меня ненавидит, стала постоянно с этими ублюдками тусоваться, вроде даже на наркоту подсела. Пару дней тишина. Ну я подумала, что все забыли про меня. Пошла на тренировку: я класс танцев открыла, девочек тренирую. Пришло три девочки. Тренируемся. Все как обычно. Повернула голову к двери – стоят трое в масках, и автоматы на нас наведенные. Я в крик. Эти мрази как начали палить! Оказалось, поверх голов стреляли, все зеркала в осколки, девочки все изрезались, кричат, плачут от страха. Я встаю и говорю им: «Вы что творите? Мы же просто тренируемся». А они мне: «Молчи, тварь, сейчас ты за все ответишь». Одна девочка сильно изрезалась осколками, кровь течет. Я им: ну ладно я, а они-то здесь причем? Пусть, говорю, уходят, им по 12 лет, поймите. Они смеются: раз с тобой, значит, тоже виноваты, говорят. Ублюдки! – с ненавистью проговорила Зина. – Дайте, говорю, хотя бы бинты – раны перевязать. Перевязывай, говорит, своими вещами, что на тебе, и смеются. А на мне топик да трусы спортивные. Сняла, перевязала. «Девочки, вы Украину любите?» – спрашивают ублюдки. Девочки плачут и говорят: «Да, любим» – «А украинскую власть уважаете?» «– «Да», – говорят, – уважаем» «А украинских солдат любите?» «– «Любим», – говорят». Я сижу, прикрывая срам, и понимаю, к чему эти вопросы. «Хватит! – кричу, – хватит! Вы не имеете права, они несовершеннолетние. Делайте со мной что хотите, а их не трогайте».
«Молчи, сука, – орет на меня один из мразей. – Девочки, мы даем вам возможность сделать приятное настоящим героям страны» – «Хорошо», –
Зина с ненавистью рассказывала эту страшную историю и смотрела в окно.
«– И знаешь, что мне сказала одна из девочек, бесстыдно надевая трусы: «Мразь ты», – говорит, – Зина. Из-за таких, как ты, мы страдаем». И ушла. Сколько просидела в зале, не знаю. Пришла домой, а там очередная новость: сестра выходит замуж за одного военного из нацбатальона. Отморозки ездят на крутых тачках, обдолбанные постоянно, убивают, насилуют, и все им сходит с рук. Легла спать. Ночью крики в доме. Выбегаю из комнаты – стоит пьяная сестра с этими ублюдками и у родителей просит благословить их. Смеются, весело им. Родители плачут, сонные. Не знают, что и сказать. «А ты что вылезла, овца? – говорит мне сестра. – Иди, залезь в стойло». А гад один на меня ствол наводит. Я зашла в комнату, сижу в комнате и плачу. Слышу, все стихло, выхожу, смотрю: родители за столом сидят и льют слезы. Первый раз отца плачущим увидела. ««Зина, дочка, уезжать тебе нужно», – говорит мама, – убьют они тебя. Видишь, как сестру против тебя настроили». «Я уеду. А что тогда они с вами сделают?» – спросила я. «За нас не беспокойся, дочка. Ты, главное, выживи». Вот такие дела, подруга. У тебя можно курить? Представляешь, курить начала!
– Давай не здесь, пойдем в коридор выйдем.
Они вышли, Зина закурила. Катя молча смотрела на подругу: осунулась, дерганая стала… А раньше какая была: спортсменка, ездила даже за область выступать. Вспомнила и то, что они с Зиной были самыми красивыми девочками и частенько ругались по этому поводу, может, поэтому не стали лучшими подругами.
– Что творится, Зина, как жить дальше?
– Дальше будет только хуже, капец будет! Сейчас этих гадов нет, «операция» у них какая-то. Может быть, ополченцы их, скотов, завалят. У тебя-то как? Что я все за себя да за себя.
Пока Катя, решив высказаться, рассказывала, что творилось в ее жизни, Зина не переставала курить, закуривая одну сигарету за другой.
– Ну вот так!.. Я тоже прочувствовала героизм славной украинской армии, – грустно пошутила Катя.
– Ой, дорогая моя!
Зина бросилась к Кате и обняла ее, они плакали, пока не вышел Артем и не попросил включить ему мультики.
– Представляешь, эти ублюдки подъезжают к школе в обеденное время и приглашают школьниц покататься.
– И что? «Кто-то с ними едет?» —удивленно спросила Катя.
– Не то слово, дорогая! В очередь встают! И непонятно, зачем. На страх не похоже, судя по всему, благодарить нужно украинское телевидение, сделали героев. Три дня назад я полностью прочувствовала их героическую тактику, – продолжала рассказ Зина. – Приехали среди ночи, выдернули из постели, дали полчаса нарядиться. А пока я одевалась, мои родители их кормили. Привезли за город, в дом отдыха – сейчас там дом отдыха славной нацгвардии. Завели в огромную комнату, а там «нациков» бойцов тридцать и девочки, которые ко мне на танцы ходили. Сидят, смеются, смотрят на меня нагло. Под наркотой, по всей видимости, были. Ну, говорят, нам сказали, что ты очень хорошо танцуешь. Танцуй, говорят, да так станцуй, чтобы встал, и ржут, уроды. Ну я начала танцевать, злюсь, смотрю на девочек, а они так военных обрабатывают, как будто всю жизнь этим занимались. Потом «нацики» на меня накинулись и всей толпой по мне прошлись, ублюдки. Девочки смотрят и смеются. Это, наверное, самое страшное: видеть девочек, которые неделю назад меня тетей называли, а сейчас стоят и смотрят, как меня имеют. Потом связали и в подвале бросили. Где-то через час открывается дверь, стоит Маша, девочка из группы, с тремя «нациками» и говорит: «Мы решили здесь туалет сделать» – и первая на меня помочилась, представляешь! Стыдно и ужасно. Военный все на видео снимает, говорит, мы твоему «сепару» покажем, пусть порадуется.