Пешком по Москве
Шрифт:
Лаврушинский пер., 10
Здание галереи в виде русского терема с эффектным Георгием Победоносцем и надписью построено в 1904 году архитектором Василием Башкировым по эскизу Виктора Васнецова (Лаврушинский пер., 10). Оно встало на месте жилого дома братьев Третьяковых. Третьяковка постоянно прирастала новыми корпусами и теперь занимает всю правую сторону Лаврушинского переулка. Хотя сам Павел Третьяков завещал в будущем не увеличивать коллекцию… Мол, и так велика для осмотра, а все лучшее я уже отобрал. В музее тогда было 1300 картин. Юристы головы над этим пунктом переломали, а попечители галереи перессорились. Победила идея сделать из частного собрания главный национальный музей и продолжить собирать русское искусство. Инженерный корпус Третьяковской галереи в 1980-е годы, эпоху долгостроя, возвели всего за четыре года (Лаврушинский пер., 12).
Лаврушинский пер., 12
Некоторые купцы, как Павел Третьяков, с гордостью держались за свое купеческое звание. Другие стремились в дворянство. Знаменитый устроитель заводов Никита Демидов перейти в высшее сословие желал, но не сумел. Император Петр даже оштрафовал его за такую просьбу, но уже при супруге Петра императрице Екатерине Демидовы получили долгожданное дворянство. В Замоскворечье стоял дворец одного из представителей этой фамилии, украшенный великолепной оградой (Большой Толмачёвский пер., 3). Решетка лучше герба и девиза показывает, что в основе благосостояния рода – чугун. Рисунок явно барочный: эти узоры в 50-е годы XVIII века по чертежам Ивана Аргунова отлил крепостной мастер Сизов на Демидовском заводе. Причем все полотна ворот и ограды отлиты одним куском, а не собраны из мелких деталей!
Большой Толмачёвский пер., 3
Набережная Москва реки в Нескучном саду
Самым большим оригиналом из московских Демидовых был барон Прокофий Демидов. Он приобрел имение в Нескучном. Все гулявшие там москвичи знают, что берег Москвы-реки холмистый. Так вот, перед началом строительства в имении 700 человек два года выравнивали склоны. Со временем Нескучное Демидова стало лучшим ботаническим садом России. Знаменитый академик Петер Паллас прожил здесь целый месяц, описывая его. Владение было открыто для публики, и дамы иногда рвали здесь цветы – те самые, из редких ботанических экспонатов, что несколько раздражало хозяина. Однажды Демидов расставил вместо статуй голых побеленных мужиков, которые, заметив нарушительницу, «оживали». Барон был записной проказник. Как-то, обидевшись на англичан, несколько сезонов подряд скупал всю пеньку в России. Английские корабли уходили на родину пустые. В Санкт-Петербурге закатил такие гуляния, что 500 человек, опившись, умерли. При этом на Московский воспитательный дом Демидов дал миллион. Когда же сироты, встречая Демидова, исполнили кантату в его честь, растрогался и подарил Воспитательному дому еще и один из своих домов. Попечители любезно спросили, мраморный или бронзовый памятный бюст он предпочтет для увековечивания своих благодеяний. Демидов ответил: «Деревянный».
Во дворце в Большом Толмачевском переулке жил сын Прокофия Демидова офицер гвардии Аммос Прокофьевич. Потомок кузнецов и оружейников, фамильными заводами уже не занимался. Был женат на княжне Вяземской из древнейшего русского дворянского рода. Давал в этой усадьбе роскошные балы. До революции усадьба простиралась до самой Ордынки. На месте пруда, фруктовых деревьев, столетних лип ныне возвышается громада Федерального агентства по атомной энергии.
В 1882 году дом вместе с прочими постройками, садом и земельным участком был за 100 тысяч рублей серебром продан Московскому учебному округу, и здесь разместили 6-ю гимназию. Это была довольно известная школа, которую окончили писатель Иван Шмелев, педагог Станислав Шацкий, режиссер Всеволод Пудовкин. Левый флигель занимала семья директора. Это практика учебных заведений прошлого: руководитель должен жить в его стенах. Правый флигель делили надзиратели и учителя. Парадный вход был только для педагогов и родителей учеников. Сами ученики заходили сзади, где был ученический вход и раздевалка. С 1942 года главный дом и двор принадлежат Государственной педагогической библиотеке. И сотрудники, и посетители сегодня пользуются парадным входом.
Напротив Педагогической библиотеки стоит писательский дом (Лаврушинский пер., 17, стр. 2). Он построен в 1937 году архитектором Иваном Николаевым на месте будущего продолжения Бульварного кольца. Но Бульварное кольцо за Москву-реку не протянули, и дом остался стоять в тихих переулках, а не на линии нового широкого бульвара. Маргарита в романе «Мастер и Маргарита» громит дом Драмлита. Изнутри и снаружи молотком
Пятницкая ул., 26, стр. 1
Храм Климента Папы Римского – ярчайший образец барокко середины XVIII века (Пятницкая ул., 26, стр. 1). Храм настолько величественен, что кажется задуманным не для купеческого Замоскворечья, а для одной из улиц столицы – Петербурга. Эффектный храм с мощными барабанами-ротондами и дворцовым оформлением окон породил легенду, что его задумал Алексей Бестужев-Рюмин, канцлер, чтобы подольститься к императрице Елизавете. Она захватила власть как раз в день памяти Климента Папы Римского. А раз заказчик – канцлер, то и автор проекта – главный архитектор Петербурга Пьетро Трезини. Скорее всего, это легенда. Московские купцы имели средства строить огромные храмы, а московские архитекторы – достаточно таланта, чтобы эти храмы потрясали нас спустя 300 лет. Церковь Климента возведена в 1769 году архитектором Алексеем Евлашевым, на деньги Кузьмы Матвеева. Матвеев владел несколькими заводами в Москве и на Урале, и у него был табачный откуп в Москве. То есть весь московский табак продавал Матвеев. У Матвеева дом был огромный, как раз напротив восточного фасада церкви. Это самый красивый фасад – чтобы храмоздатель любовался.
За рекой в Замоскворечье домов было мало – не было мостов. Как говорится, «за морем телушка – полушка, да рубль перевоз». Переправы были наплавные, понтонного типа, или как еще говорили в XVIII веке, – плашкоутные. Наступали периоды (в распутицу), когда в Замоскворечье было не добраться. Поэтому вокруг Кремля – палаты, а за рекой – сады, огороды, выкупленных из ордынского плена селят. И хотя с XVII века оседлали Москву-реку каменные мосты, традиция осталась: Замоскворечье – не престижный район. Зато тут охотно селилось купечество.
В Климентовском переулке стоит усадьба Петра Губонина (Климентовский пер., 1, стр. 1). Отсюда он руководил строительством конно-железных дорог в Москве и возведением храма Христа Спасителя. А самый большой вклад Губонина в развитие Москвы – строительство Комиссаровского технического училища. За финансовую помощь в организации политехнической выставки Губонин получил дворянство и выбрал девиз для герба: «Не себе, а Родине». Во время одной из встреч предприниматель поднес императору Александру II серебряную чернильницу с изображением народов России и надписью: «От бывшего крестьянина, ныне твоею милостью действительного статского советника Петра Губонина». Говорят, подарок не затерялся, а украшал царский стол. Усадьба Губонина многократно перестраивалась, сейчас ее занимает высшее учебное заведение.
Климентовский пер., 1, стр. 1
Губонин был истинно «замоскворецким» типом. Миллионер, построивший почти десяток железных дорог и с капиталом в несколько десятков миллионов рублей, ходил в старом картузе и сапогах бутылками. Звезды орденов Станислава и Анны надевал на старинный долгополый сюртук. Повадки его были старорежимными и оригинальными. В Петербург по делам он ездил в отдельном вагоне, где всю ночь с другом-компаньоном Василием Кокоревым играл в карты и пил шампанское с огуречным квасом. Затем в своих смазных сапогах, в кафтане, с мешком серебра шел в министерство. Начиная от швейцара и курьеров, со всеми сердечно здоровался и раздавал серебро сообразно достоинству. Кому в руку, кому в запечатанном конверте. Так беспрепятственно добирался до министра. Приезд Петра Губонина был для всего министерства праздником, сравнимым с Рождеством.
Фрагмент иллюстрации из книги «Наши знакомые. Фельетонный словарь современников». Автор сборника – В.О. Михневич (1841–1899)
Драматурга Александра Островского называли «Колумбом Замоскворечья», поэтому есть устойчивое мнение, что он жил в Замоскворечье. Островский, действительно, вырос за рекой в купеческом Замоскворечье, но затем тридцать лет, в пору становления и расцвета своего таланта, прожил на берегу Яузы в Большом Николоворобинском переулке. Деревянный дом, про который писатель говорил: «Дом был очень удобен для того, чтобы простудиться, и очень неудобен, чтобы писать и даже думать», не сохранился. Но сохранился дом в Замоскворечье, где писатель родился. Там и решили организовать мемориальный музей Островского (Малая Ордынка ул., 9/12, стр. 6). Правда, Островские снимали квартиру именно в этом доме не долго. У отца писателя появились деньги, и он построил неподалеку собственный дом. Затем семья еще несколько раз поменяла адреса и, когда будущему драматургу было 17 лет, перебралась на Яузу, где отец построил несколько домов.