«Пёсий двор», собачий холод. Тетралогия
Шрифт:
— А есть ещё праздник Безудержное Веселье, — беззастенчиво вклинился лишённый внимания Хикеракли. — Не знаю, впрочем, почему его так назвали… В этот день каждый пихт должен соорудить себе рога. Все, и женщины, и мужчины, соревнуются за звание «главного самца» — у кого рога, так сказать, представительней, тот и победитель. В прошлом году выиграл один старец, сумевший водрузить себе на голову нечто вроде самокатного устройства — знаете? И не сломал же шею…
Очередная глупость хэра Ройша-младшего доконала, и он издал смешок. Сидевший спереди студент, не обращавший никакого внимания на громогласные тирады Хикеракли, немедленно
— Умение шипеть ещё не делает тебя лебедем, — грубовато выпятил на него подбородок Хикеракли. Студент только покачал головой и вернулся к натужному конспектированию. Хикеракли, полностью в свою очередь удовлетворившийся, улегся на парту грудью и сделался лиричным.
— А ещё я видел Вилонскую степь, — неожиданно сентиментально поведал он. — Я ж не только по пихтским деревням, там меня всего на недельку-то и приняли. Но вот он — видный европейский учёный, наверное! — твердит про страну, про дух там какой-то… А как по мне, нет никакого духа в абстракции. Нужно самому походить, руками потрогать. Прочувствовать, как говорится, атмосферу. Пропуск из города негоже ведь на каких-то пихтов расходовать, а? Вот я так и рассудил. Поездил по Росской Конфедерации.
— У вас есть средства? — вежливо удивился хэр Ройш-младший. Хикеракли крякнул:
— Ну когда вы, друг Ройш, так ставите вопрос, то лучше сказать «походил». Да несложно ведь это. Там в гости напросишься, тут с конём поможешь, просто услужишь кому… Вы, хозяева, привыкли слуг недооценивать, а я самое главное умею, что в жизни вообще есть главного: не теряться.
— Как сказать — привыкли недооценивать, — не согласился хэр Ройш-младший. — Если вдуматься, тот факт, что именно слуг и прочий люд в первую очередь кормят пилюлями, говорит как раз о высокой оценке способностей вашего сословия.
— Ценили б высоко — проследили бы, чтоб ели, — фыркнул Хикеракли. — Я говорил уже, что папаша мой был странный? Странный-престранный. Он эти пилюли в конский навоз закапывал, просто выкинуть ему почему-то недостаточно было.
Хэр Ройш-младший невольно заинтересовался.
— И многие так делали? Манкировали, в смысле, законом?
— Не очень, — Хикеракли снова зарылся ладонью в копну волос. — Тут, вот как Сигизмундушка наш Фрайд говорит, борются не люди, а силы, что называется, высшие. Сила наплевательства и сила традиции. Вроде бы и надо, коль так отцами положено, а вроде бы и зачем делать, если можно не делать. Я никогда не следил внимательно, нет. Ну а потом — уж это ты всяко знаешь, аристократ мой, — потом баронесса рехнулась, так что сила наплевательства потерпела поражение. Но я уже взрослый был, да на хорошем счету, меня слишком не терзали.
— Что же вы, за всю свою жизнь ни единой пилюли не съели?
— Вы просто не видели моего папашу, — сверкнул зубами Хикеракли и впал в задумчивость. Через некоторое время хэр Ройш-младший почувствовал, что ему следует как-то поддержать разговор. Ирония состояла в том, что вновь полившийся в уши Фрайд не имел к этому желанию никакого отношения; как ни странно, хэру Ройшу-младшему в самом деле хотелось ещё немного поговорить. Видимо, Хикеракли действительно так и втирается во все подряд круги общения.
— Вы много подтруниваете над трудностями аристократической жизни, — аккуратно заметил хэр Ройш-младший, — а в то же время так упиваетесь своей свободой. Очевидно, что она для вас ценна. Но что бы вы
— Сбежал бы, — ни на секунду не замедлил ответить Хикеракли. — Я и из Петерберга почти сбежал в своё время, и сбежал бы, да в Охране Петерберга псы больно нюхастые. Я утверждаю, — снова передразнил он Фрайда, — что уж парочку-то точно натаскали лично на меня.
— Положим. Положим, вы бы даже не пропали. Но не все отцы так любят навоз, как ваш, и не все с детства обучены, как вы выразились, не теряться.
— Ты, хэр Ройш, не потеряешься на экзамене Фрайда! Тебя послушать, человек есть продукт среды своей. Но это же глупость, глупость. Собственным умом надо жить, — Хикеракли постучал по лбу не слишком чистым ногтем, — собственным соображением, как говорится.
— Легко жить собственным соображением, когда за душой ни шиша, — буркнул хэр Ройш-младший. — А вы сами посудите, вот вам пример. Мне, как вы верно заметили, не нравится мистер Фрайд. Однако же не далее как на следующей неделе ожидается приём в его честь, и мне на этот приём, конечно, полагается прийти. Выразить почтение, представить свою семью. И матушка моя… очень радеет за моё там появление. — Воспоминание о загодя вычищенном камзоле и столь же загодя наведённых хлопотах вгоняло в тоску. — Разумеется, это не та мелочь, из-за которой разумному человеку следует всё бросать и бежать, а всё-таки неприятно.
Хикеракли хитро прищурился.
— Да я, друг мой хэр, разве говорю ж, что всегда бежать надо? Отнюдь, отнюдь. Каждый по-своему с неприятным разбирается. Вы ж человек неглупый. Наверняка у вас свои есть штуки, штучечки аристократические, а?
— Может быть.
— Ну, какие?
— Я вам скажу, а вы всей Академии растрезвоните.
— Растрезвоню, — охотно кивнул Хикеракли, — что во мне иначе толку?
— Не люблю, когда обо мне трезвонят.
— Ничего-то вы не любите, что за человек. Что же мне… А, вот: давайте я сам по ручке-то вашей прочитаю? Дай ладошку, светлый мой, всю правду скажу, всё увижу!
— Ни за что, — хэр Ройш-младший в ужасе спрятал ладони как можно дальше. — Вы же в самом деле не верите в хиромантию?
— Попал! — обрадовался Хикеракли. — В хэромантию ни в какую не верю, хотя во всём своя правда есть, и в гаданиях тоже сыщется. Но попал же! Главное-то тут — не что я люблю, а что вы не любите. Как посмотрел на вас, поговорил, так сразу и подумал, что вы человек просвещенный, шельмовство вам наверняка, на-вер-ня-ка чуждо, раздражает наверняка. И, смотрите, прав оказался. А теперь вас могу, как говорится, стращать.
Хэр Ройш-младший хмыкнул. Детская радость Хикеракли омолаживала его до нелепого, как будто он умудрился не то так и не выйти из пятилетнего возраста, не то спешно в него возвратиться. Впрочем, хэр Ройш-младший и в пять лет подобной чепухой не занимался.
Не занимался ли? Если стряхнуть с, гм, хитрости Хикеракли очевидную шутливую обёртку, структурно это самый обычный шантаж — или скорее не шантаж даже, а политика. Умение оценить человека или явление, сделать о нём определённые выводы, дополнить их догадками и действовать с опережением, исходя из последних. А вот этому хэр Ройш-младший и по прошествии пятилетнего возраста очень старался обучиться, потому что мало какое умение в жизни может быть полезнее.