«Пёсий двор», собачий холод. Том III
Шрифт:
Метелин лихорадочно обернулся и посмотрел на Гныщевича долгим, нерасчленимым каким-то взглядом. Его губы дёрнулись, и он явно хотел что-то сказать, но передумал и лишь снова — чуть заметно — усмехнулся. Потом Метелина вывели.
Приблев шумно шмыгнул носом, подавленно поёрзал в кресле.
— Не следует обсуждать подобное вслух при солдатах, господин Гныщевич, — вежливо указал Мальвин. — Даже если вы не сомневаетесь, что они вам верны.
Глава 73. Изящество и сложность мышления
Хэр Ройш сомневался в том, что верность
Сегодня это ставило хэра Ройша в затруднительное положение, поскольку более всего он желал бы отыскать метод выявления лояльности третьих лиц. Существует представление о том, что лояльность можно взрастить, и оно, вероятно, в определённой степени справедливо. Но у хэра Ройша не было на то ни времени, ни талантов, а следовательно, ему необходимо было каким-то образом выявить людей, не склонных нарушать взятые на себя обязательства. Задача сия представлялась невыполнимой, поскольку в действительности — в той действительности, которая имелась, по крайней мере, — любой человек нёс обязательства перед множественными силами. Есть Революционный Комитет и есть хэр Ройш, но от этого никуда не деваются семья, друзья, фамилия, призвание и прочее. Лишь очень наивный человек мог бы попытаться скинуть эти факторы со счетов.
Таким образом, отбор оказался непростым — даже если оставить в стороне скудность и несовершенство данных. Параметр первый: отсутствие очевидной ангажированности, способной помешать делу. К примеру, солдат Охраны Петерберга подходил, но только если был готов оставить службу и не являлся личным поклонником Твирина или Гныщевича. Любые останки аристократии выглядели заманчиво, но требовали ювелирного подхода в вопросе географии, поскольку следовало ещё раз взвесить, допустимо ли им оказаться в городе своего рождения или таком, где проживали бы их значимые родственники. Однозначно не подходили люди, имевшие ярко выраженную первостепенную лояльность, даже если она пока что не конфликтовала с интересами хэра Ройша напрямую: скажем, тавры или потомственные слуги.
Параметр второй: наличие чётко прорисованной, понятной и убедительной мотивации. Если через первое сито в сумбурном Петерберге проходили многие, то как именно приложить к кандидатам второе, хэр Ройш не вполне понимал, поскольку по-прежнему не имел ни времени, ни возможности побеседовать с каждым отдельно. Приходилось опираться на зыбкий фундамент мнений и слухов. Он не пожалел бы денег, но деньги — мотивация коварная: их всегда может быть больше. Он с радостью бы обратился к людям идеологическим и убеждённым, но пока опыт говорил ему, что глубоко преданные идее люди обычно непредсказуемы. Пример, который весь Революционный Комитет только что пронаблюдал в Третьем белом зале Городского совета, показывал, что и личная дружба может стоить недорого. Отрицательные мотивации вроде страха? Почти бессмысленны на расстоянии.
Очевидно, оставалась всё же приверженность,
Параметр третий: личные таланты. Разнообразные, но наличествующие. Благонамеренный дурачок бесполезен, а в худшем случае способен наломать дров. Этот параметр оценить было относительно просто.
Оставался самый тонкий, четвёртый параметр. Верность. Пусть ненадёжная, но всё же гарантия того, что человек, даже имея к тому искушение, не передумает, что будет готов потерпеть на своём пути неудачи и не сдаться. Хэр Ройш не имел ни малейшего представления о том, как этот параметр проверить.
«Испытания?» — предлагал Золотце.
«Ах, оставьте, — качал головой Скопцов. — На долю петербержцев уже выпало достаточно испытаний. И они закалили нас — боюсь, не только в лучшем смысле… Какие бы трудности вы ни сочинили кандидату, главный его враг — не страх, но искушение».
«Поясните», — коротко требовал Мальвин.
«Не нужно, я и сам понимаю, о чём говорит господин Скопцов, — вмешивался хэр Ройш. — Нет смысла опасаться, что нас предадут, испугавшись чего-то дурного. А вот забыть о Петерберге, увидев другую, лучшую жизнь, могут даже самые надёжные кандидаты».
«Значит, — продолжал Скопцов, — вас интересуют те, кого не интересует лучшая жизнь. По тем или иным причинам».
«По тем или иным причинам».
Инициатива Коленвала выпала удивительно не к месту. Прежде хэр Ройш колебался относительно того, следует ли ему идти к кандидатам одному. Теперь же, когда сроки уже были назначены, покинуть пресловутые разбирательства вчетвером означало бы привлечь к себе чрезмерное внимание. Это не стало бы большой проблемой, но выглядело излишним. Впрочем, и до слушаний по поводу Метелина хэр Ройш склонялся к тому, чтобы действовать единолично.
«Вы что же, нам не доверяете?» — опечалился Скопцов.
«Напротив. Мне кажется, мы жили бы в лучшем мире, если люди яснее понимали бы, что доверие не означает непременного соприсутствия везде, где таковое возможно».
«Но вы же сами признаёте, что плохо разбираетесь в людях, — фыркнул Золотце. — Разве не это вам сейчас особенно необходимо?»
«Нет, я надеюсь, что верных людей с вашей помощью уже отобрал. „Верных“ в значении „правильных“. Поскольку „верных“ в привычном значении не бывает в природе».
«Это чушь», — закурил Мальвин. Хэр Ройш снисходительно приподнял брови:
«В моём представлении — не бывает. Если ваши представления отличаются, воспитывайте себе верных людей во Второй Охране. А эти люди будут мои».
Инициатива Коленвала выпала не к месту, но и отказать ему хэр Ройш не мог. Не только потому, что тот упрямо требовал непременного соприсутствия, но и потому, что понять мотивации Метелина хэру Ройшу хотелось самому.
Хэр Ройш никогда не любил шахматы, нарды и прочие настольные игры. Отца это расстраивало и сердило: он утверждал, что склад Костиного ума к тому располагает, и не мог взять в толк, почему логические ухищрения и победы оставляют того равнодушным. Хэр Ройш, надо заметить, своей природной склонности не отрицал: считал он средне, но комбинации держал в голове легко, поэтому определённые успехи имел, особенно в пресловутых шахматах. Однако они его не радовали.