«Пёсий двор», собачий холод. Том III
Шрифт:
— Это важно, да? Увы, могу вас лишь расстроить: Гныщевич передумал доверять мне сегодняшний Союз Промышленников и полчаса назад убежал к нему сам.
Золотце рухнул в кресло и проглотил немало воззваний к лешему.
— Нет, в самом деле, у вас чрезвычайно уютно, господа, — попытался заглушить не озвученные, но без того громкие воззвания Скопцов. — Никогда бы не подумал, что жилище это обустроено всего два месяца назад.
— О, до господина Золотце у меня была тут бессмысленная свалка предметов первой необходимости, я всё никак не находил времени на быт.
—
В другой момент он бы с удовольствием послушал заслуженные комплименты уюту. Две невзрачные комнаты с кухонным помещением и крохотной прихожей превратились в подлинное гнездо на чердаке — забиться под стреху, натащить ветоши и греться. Золотце даже нарочно забрал со двора выброшенный кем-то хромоногий кофейный столик и выпросил у графа кое-какой индокитайский хлам, чтобы не было соблазна воспроизвести здесь фрагмент Алмазов.
Голубятня взорвалась, голуби разлетелись, забились под стреху, натащили ветоши и греются.
— …и тогда он подумал, что все второпях завезённые в город дрова нам без блокады не будут нужны, — разливался соловьём за тоненькой стеной Приблев, — и мы можем продать излишки Ыбергу, чтобы Ыберг, в свою очередь, перепродал их Европам, которые с нами вести торговлю пока не готовы. А вырученные средства поделить между потерявшими поголовье скотопромышленниками и новым проектом Союза. Да и вообще, Ыберг давно следовало внимательнейшим образом рассмотреть в качестве обходного пути товаров в Европы, тот же лес из Ыберга подозрений в принципе вызвать не может, мы сумели бы и дальше…
— Ну здравствуйте! — влетел со штопором ещё в пробке Золотце. — Когда это мы сменили свои взгляды на продажу природных ресурсов земли росской по старым соглашениям?
— Вы не расслышали, — деликатно поправил Скопцов, — речь шла о реализации излишков, которые будут у нас на руках, если блокада не состоится.
— О нет, я расслышал. Стремительную поступь перспектив обогащения поперёк тех положений, о которых мы — в лице графа — каждый день талдычим горожанам.
— Отчасти, — виновато похлопал глазами Приблев. — Но Гныщевич мечтает реформировать керамический комплекс, он в кошмарном состоянии, а это, как вы понимаете, значительные расходы, которые, конечно, восполнятся, но не сразу — кирпич-то нужен на строительство новых рабочих общежитий за кольцом казарм, что приведёт, в конечном счёте, к интенсификации…
— Сандрий! — Золотце рванул штопор. — Сандрий, если вы скажете мне, что Союз Промышленников прямо сейчас обсуждает эту вашу интенсификацию, а не потенциальные блокадные ограничения на использование сырья, Гныщевич больше никогда не напачкает паркет в этом доме сапогами. Потому что я прострелю ему ноги в не поддающихся восстановлению местах.
— Об этом я ничего не могу утверждать, — пошёл Приблев на попятную. — Он сам, кажется, не успел принять решение, он ведь просто заглянул ко мне спросить, как я оцениваю излишки…
— И вы их ему, разумеется, оценили, — утёрся манжетой Золотце. Вопросительная интонация тут, право, была бы излишком, какой
— Но разве не должен был?
— Что вы, вы же наверняка руководствовались неподсудной логикой — информация предоставляется по запросу, в объёме самом полном, секреты только помешают общему делу. Сандрий, прекратите уже вертеть очки — расколете. И совершенно зря, я ведь от чистого сердца говорю: секреты помешают, всё верно.
— Вы действительно так полагаете? А я и не знал, как же вам сознаться… Понимаете, мы ведь коснулись в беседе электрических станций, я нечаянно сболтнул про нужду в генераторах, Гныщевич стал расспрашивать, и я решил, что теперь-то — накануне столкновения с Резервной Армией, когда всем важным объектам выделяется защита — может быть даже вредно таить печи от того, кто заправляет ближайшими к ним казармами, — над очками всё ещё нависала угроза упасть-таки и расколоться, однако улыбнулся Приблев до того обезоруживающе, что Золотце чуть не взвыл.
Благие побуждения и неподсудная логика — первейшие враги спокойного сна ближних!
Пришлось разлить вино по бокалам и свой тотчас же опустошить.
Приблев ведь прав, прав — с позиций благих побуждений и неподсудной логики. Печи всё ещё в Порту, на пожертвованной графом территории верфей, сам Порт служил им лучшей охраной — тем более что мистер Уилбери явил поражающие воображение таланты в налаживании контактов с портовым населением. Но если допустить мысль, что Резервная Армия в какой-то мере осуществит свои планы, следует внести печи в перечень объектов, чью оборону надо держать до последнего. Золотце хотел просить на то у Мальвина солдат Западной части — сколько даст, да Северная воистину гораздо ближе.
— И как Гныщевичу печи? — полюбопытствовал Золотце голосом упавшим, но вполне дружелюбным.
— Ой, мы с ним до такого договорились, пока я объяснял, что они вообще возможны! — Приблев наконец-то водрузил очки на нос. — Гныщевич подкинул мне фантазию, над которой я и бился, когда вы с господином Скопцовым заглянули.
Господин Скопцов медленными глотками потягивал вино, остановив взор на хромоногом кофейном столике. Феерическое вышло приглашение в гости.
Особенно накануне столкновения с Резервной Армией.
— Поделитесь фантазией?
— Она несколько обескураживающая, но если вникнуть… В печах образуются человеческие тела, увы, это тела младенцев, но мистер Уилбери сам говорил, что ещё до Петерберга проводились эксперименты по передерживанию, имевшие противоречивый результат — ну, мы с вами об этом целую ночь как-то проспорили, — обратился Приблев к Золотцу, но украдкой покосился на не отличающегося крепостью нервов Скопцова. — Прошу вас, не будем сейчас вновь закапываться в детали, но ведь фактически — вдумайтесь — мы имеем возможность в черте города производить некоторое количество белковой пищи! И если наша встреча не впечатлит Резервную Армию, если осаде быть, если она затянется, у нас будет хотя бы такой козырь в рукаве. Слабые места затеи мне очевидны, не трудитесь перечислять, процесс ресурсоёмкий, но сам факт успокаивает.