Пёсий остров
Шрифт:
Селеста издает звуки, похожие одновременно на вскрики и всхлипы. Она качает головой и пытается выговорить слово, скорее всего — «умоляю», но у нее получается лишь «ума-а». Эмерсон, сидящий рядом с ней, начинает раскачиваться взад-вперед, не отрывая взгляда от огня, который уже целиком накрыл рыбу и медленно пожирает ее.
Штурман подносит блокнот к огню, чтобы показать отпечаток фразы, написанной на странице, которую затем оторвали. Слова «СПАСИ НАС» по-прежнему различимы на нижнем листе. Автор сильно давил на ручку. Он был в отчаянии.
—
Он встает, поправляя галстук. Селеста подходит к нему, но он ее отталкивает.
— Значит, ты больше не будешь спать в доме, — со вздохом произносит Штурман, адресуя Селесте безрадостную улыбку, с какой учитель просит ребенка выйти из класса. — Давай, вставай. Ты знаешь, куда идти.
Селеста перестает всхлипывать. Как будто упоминание наказания, которого она всю дорогу боялась, ее успокаивает. Она встает, сложив руки, и ждет. И тут на чудака в цилиндре находит вдохновение. Он поворачивается вокруг своей оси несколько раз, как танцующий демон. Поднимается ветер и бросает вслед за ним искры от костра.
— Нет, постой, — говорит он. — Оставайся в доме. Судя по барометру, ночью будет холодно. Возьми запасное одеяло, девочка, — улыбается он и добавляет: — Пойду сам уложу Золушку спать. Разве не отличная идея?
Он хватает раскаленный шампур, чувствуя, как железо шипит в руке, и бросает обугленные остатки рыбы к ногам Эмерсона:
— Угощайся, мой мальчик.
Штурман направляется в джунгли с видом человека, предвкушающего десерт, бросая через плечо:
— Спасибо, что рассказал мне правду.
Селеста снова садится, издавая стоны, которые ни одна живая душа не могла бы слушать спокойно.
После длинной паузы Эмерсон протягивает руки и снимает рыбу с шампура. Он съедает все, включая голову и приставший к ней песок. Когда трапеза окончена, он готов заплакать. Но слезы не идут. Он забыл, как это делается.
Отголоски
Музыкальный автомат играет только то, что хочет сам, а не то, что заказываешь. Так было с тех самых пор, как бар «Удача» появился — буквально за один вечер — на краю пристани Ангильи много лет тому назад. В туристических путеводителях неизменно упоминают этот забавный ритуал — бросить монетку в щель и сесть на место, не зная, какая песня заиграет из динамиков, скрытых в загадочном металлическом корпусе.
В данный момент из автомата доносятся звуки какой-то жалобной ирландской песни, они ползут по влажному дощатому полу и сочатся в комнату для персонала. Вечер должен быть людный, но пятничные вечера стали совсем не те с тех пор, как «Конч» открыл свою версию такого же бара, с грудастыми девицами, подающими голубые коктейли. К тому же большинство людей сейчас сидит
Мужчина, стоящий перед антикварным автоматом и сперва похлопывающий, а затем бьющий по нему кулаком, явно не любитель старых традиций. В другой руке он держит двойной виски с колой. Он стоит, широко расставив ноги, как человек, который хочет выглядеть сильным, не слишком понимая, что это такое. Его мокасины такие новые, что никогда не видели воды.
— Чертова хреновина сожрала мои деньги, — жалуется он своим приятелям и снова ударяет по автомату кулаком. — И она играет совсем не то. Эй, вы можете починить эту штуку?
Мужчина, вытирающий рюмки за барной стойкой, медленно поднимает взгляд на посетителя. Он вытирает руки о безупречно накрахмаленный фартук, который надел с утра даже раньше, чем завязал шнурки. У него, конечно, как и у всех, есть имя. Но никто в городе давно не зовет его иначе чем мистер Сомбра. Никто из них не знает, что раньше это было прозвище и что этот человек с невозмутимыми черными глазами когда-то был известен друзьям и врагам как la Sombra, морская тень. Он выскальзывает из-за стойки и подходит к автомату. Его тяжелые кожаные подошвы не издают ни звука.
— Как я могу ее починить, если она не сломана? — спокойно спрашивает мистер Сомбра. Что-то поблескивает на застежке его ремня, как маленькое созвездие.
— Как это она не сломана? Слушайте, я выбрал Синатру, ясно? — негодует мужчина. Вокруг его шеи болтается цепь с тяжелой подвеской, которая угрожающе раскачивается. — Где он поет про свою крошку и про дорогу.
— Он это поет в каждой песне, — раздраженно вмешивается кто-то из мужчин за столом, стараясь сосредоточиться на карточной игре, которую его капризный приятель прервал.
— Ну и подумаешь, — не унимается тот, стуча по стеклу давно не мытым пальцем. — Короче, я выбирал Синатру. А не хор воющих ирландцев.
Мистер Сомбра улыбается и похлопывает огромного гостя по плечу, на мгновение задерживая руку.
— Значит, автомат прекрасно работает. Вы хотели послушать «Моей малышке», а старушка Сильвия решила, что вам надо побольше узнать о земле Ван-Димена. Она заботится о просвещении посетителей.
— Да мне по барабану, о чем она там…
— Повторить вам напиток? — предлагает мистер Сомбра, выхватывая наполненный до краев стакан из руки пьяницы, не пролив ни капли. Он теперь стоит так близко к посетителю, что чувствует смесь запахов виски и одеколона. — Предпочтете расслабиться под прекрасную песню о бедолагах, живущих в Тасмании? Или лучше мне забрать ваш напиток и разогнать вашу компанию?
В ответ раздается только тяжелое сопение. Он возвращает гостю стакан, следя, чтобы тот принял его в обе руки.
— Я принесу вам лайм. Так будет гораздо вкуснее.