Пески Палестины
Шрифт:
Бурцев глянул направо. Там, над плоскими крышами невысоких домишек из щербатого известняка и глины, виднелись католические кресты.
— Церковь Святой Анны, — пояснил Жан д'Ибелен.
Бурцев повернул голову налево. Здесь было интереснее. Над улицей нависала стена — поменьше внешней городской, но густо оплетенная поверху колючей проволокой. Наверное, что‑то вроде детинца. Или кремля. Или замка. В общем, внутренняя цитадель цайткоманды. Бурцев прикинул: да, именно туда должны вести Золотые ворота.
В стене этой тоже, кстати, имелись свои воротца, и притом весьма
Самым грандиозным сооружением была восьмиугольная постройка. Мраморные стены и колонны с золочеными капителями, арки, окна, разноцветные витражи, купол, сияющий позолоченной медью… Размеры купола впечатляли: метров двадцать в диаметре, более тридцати в высоту. Наружные стены тоже немаленькие — поднимаются над фундаментом метров на тридцать пять.
А рядом… Рядом торчали пулеметные вышки.
За вышками — по ту сторону холма — тянулась к небу труба. Высокая, кирпичная. Именно ее Бурцев принял издали за закопченный минарет со снесенной верхушкой. Теперь видел — ошибся. Труба — она и есть труба. Но вот на кой она здесь? Этакая‑то громадина. Для очага такие не используют. А вот для крематория…
Ему стало нехорошо. Труба навевала жуткие мысли.
На этот раз в роли гида выступил Хабибулла:
— Это крепость в крепости — Священный Двор ал‑Харам аш‑Шариф. Здесь, на Храмовой горе, когда‑то стояло святилище Соломона, здесь же воздвигнута мечеть аль‑Акса, что значит «Дальняя». И здесь находится Куббат ас‑Сахра — Купол Скалы лли Мечеть Скалы о восьми углах. Ее величие ты можешь лицезреть даже через стены ал‑Харам аш‑Шариф. Под Куполом сокрыта скала Мориа, с которой пророк Мохаммед, перенесенный в Иерусалим ангелом Джибриилом, поднялся в небо на крылатом скакуне аль‑Бураке. Там же лежит камень, сохранивший след Пророка, и ларец с волосом из его бороды. Увы, святыни эти недоступны более для правоверных.
— До прихода Хранителей Гроба за этими стенами располагался дворец иерусалимских правителей и резиденция тамплиеров, — дополнил рассказ араба Жан д'Ибелен. — Теперь все принадлежит немецким колдунам. Теперь это их логово, и там они творят свои бесовские обряды. Говорят, немцы жгут в большой печи людей.
Все‑таки крематорий… Бурцева передернуло.
— А пробраться на этот Священный Двор никак нельзя? — спросил он Хабибуллу. — Я вижу ворота.
— Это Райские ворота, — невесело усмехнулся араб. — Да, они ведут к Храмовой горе, но, как и Золотые ворота Эль Кудса, открываются только перед Хранителями Гроба.
Словно отзываясь на его слова, воротные створки вдруг вздрогнули, распахнулись. М‑да, то еще зрелище! Из Райских врат с тарахтеньем выкатывал мотоцикл. Коляска облеплена ящиками с боеприпасами. Пулемет на турели. Все тот же, знакомый еще по Чудскому озеру «Цундапп»…
Мотоцикл свернул влево, пророкотал по улице. Эсэсовец за рулем пер нагло. И не подумал притормозить. Отряду Бурцева пришлось спешно уступать дорогу. Посторонились,
Сухой грязью и пылью из‑под «цундапповых» шин окатило всех. Самодовольные рожи под касками даже не повернулись в их сторону. Хозяева жизни, блин!
Освальд, Гаврила, Дмитрий и Жан Ибеленский не сдержались — выругались тихонько. Остальные отряхивались угрюмо и молча. Брань сейчас бессмысленна и опасна: не дай бог, кто услышит!
— Хабибулла, сколько ворот в крепости Хранителей? — спросил Бурцев.
— Золотые и Райские ты уже видел. Есть еще Ворота Печали. Были Великолепные ворота, но сейчас их уже нет. На их месте — большой пролом и начало Прохода Шайтана.
— Что? — удивился Бурцев. — Какого прохода?
— Прохода Шайтана. Так мы его называем. Христиане зовут иначе — Коридором Дьявола. Это большая прямая улица для летающих колдовских машин, которым нужен разгон, чтоб подняться в небо.
«Взлетно‑посадочная полоса! — догадался Бурцев. — Аэродром! Как в Дерите».
— Проход огорожен колючими железными веревками, — продолжал Хабибулла, — и идет через весь город — по Скорнячной улице и улице Сионской горы мимо аль‑Кумамы — церкви Гроба и мимо башни Давида к самым Яффским воротам в Западной стене. Скоро ты сам все увидишь.
Глава 37
Хабибулла умолк. На перекрестке, у улочки, ведущей к Цветочным воротам, дежурил вооруженный патруль. Один эсэсовец, один тевтонский рыцарь, двое кнехтов. «Шмайсер», меч, копья… Кино и немцы, в общем!
Германцы проводили их пристальными взглядами, однако останавливать не стали.
Чуть поодаль улицу перешел еще один патруль. Переехал, точнее. В страшном сне, блин, такое не приснится: впереди — двое велосипедистов цайткоманды с карабинами на спинах, сзади неторопливо рысят, позвякивая железом, три всадника братства Святой Марии при полном доспехе.
И там вон — слева — третий патруль. Опять эсэсовцы и тевтоны. А вот сарацинских «полицаев» видно не было. Наверное, не так уж и много арабов выслуживалось перед немцами. Или повырезали почти всех иерусалимские «народные мстители»?
Мимо снова протарахтел мотоцикл с коляской. Посторонились… Подождали… Повернутый в их сторону пулемет словно прочертил на груди Бурцева невидимую линию. Пулеметчик держит палец на спусковом крючке. Пулеметчик улыбается уголком рта.
— Пух‑пух! — вдруг донеслось из коляски. — Та‑та‑та‑та‑та!
Смех…
Остряк, мля! Бурцев невольно поежился. А ну как в самом деле пальнет — просто так, от нечего делать?
Потом пришлось съезжать в зловонную канаву: по улице прогромыхал броневичок с вытянутым передком, открытым верхом, МG‑42 над кабиной и гусеницами вместо задних колес. С десяток гитлеровцев смотрели стеклянными глазами из‑за бортов бронированного кузова. Следом, глотая выхлопы, двигался конный отряд — тевтонские сержанты‑полубратья в серых котах и с Т‑образными крестами на груди.