Песнь хлыста

Брэнд Макс

Матиас, выросший на грязных и темных улицах города, обладал прирожденным искусством обращаться с ножом. Но однажды, перерезав чье-то горло задолго до полуночи, он еще до наступления рассвета оказался в тюрьме. Когда стало известно, что Матиас с десяти шагов попадает из кольта в середину серебряного песо, его тут же завербовали на службу к Леррасу. Это был храбрый вояка, без промаха стрелявший с обеих рук. Вот и сейчас он первым ворвался в распахнутые двери.

И оказался в полутьме, потому что первым выстрелом Кид разнес лампу. Но оставался

еще лунный свет, и Матиас на ходу пальнул из обеих револьверов в неясный силуэт у окна. К несчастью, фигура дернулась в сторону. Выглянув из окна, Кид мгновенно оценил обстановку внизу, где все еще было полно вооруженных до зубов охранников. Он не последовал совету Доротеи и не стал бросаться в «пекло», а резко развернулся и устремился к двери, петляя, словно бекас.

Если первая пуля Монтаны сбила лампу на пол, то вторая, попав в лошадиную челюсть Матиаса, прошла сквозь его череп.

Третий выстрел угодил прямо в хищный оскал Тадео. И не успело его тело рухнуть на пол, как Кид уже стоял возле двери.

Прекрасная, как греческая богиня, в своем льющемся белом платье Доротея даже не тронулась с места. В руках у нее ничего не было, но лицо выражало полное отсутствие страха. Мягко хлопнув в ладоши, она воскликнула:

— Браво, тореадор!

Кид, задержавшись на секунду в дверях, осмотрелся. Насколько он мог видеть, коридор был пуст, однако и слева и справа до него доносился бешеный топот бегущих ног.

Поэтому, вернувшись обратно, он запер дверь и выбросил ключ в окно.

В следующее мгновение в нем замаячили две фигуры, пытавшиеся забраться в комнату.

— Я только слегка попугаю их, Доротея, — предупредил Кид и выстрелом с бедра сбил одного из карабкающихся.

Падая, тот издал вопль, которого оказалось достаточно, чтобы его напарник последовал за ним. Теперь ничто не мешало чистому лунному свету литься в окно.

Снова взглянув на девушку, Монтана заметил, как та украдкой подбирается к телу Матиаса.

— Прошу прощения, однако тут так скользко, что вы можете упасть…

С этими словами Кид подхватил руку Доротеи в тот самый момент, когда она наклонилась к выпавшему из рук Матиаса револьверу, поблескивавшему у самого края лунного пятна.

Монтана поднял оружие и привычным жестом сунул под одежду. Оставалось еще три револьвера. Он отыскал их в темноте и забрал себе. Четыре запасных револьвера было уже слишком, однако, попади они в нежные ручки Доротеи, для Монтаны все могло бы закончиться весьма печально.

Вынув из барабана пустые гильзы, он принялся перезаряжать свой любимый шестизарядник.

Прикуривая цигарку от вспыхнувшей голубоватым пламенем спички, Монтана почувствовал в воздухе какой-то едкий запах, от которого у него перехватило горло и сдавило грудь. Это была пороховая гарь, смешанная со сладковатым запахом крови.

Кто-то забарабанил в дверь, и голос самого дона Лерраса позвал:

— Доротея! Доротея! Открой дверь! Ради Бога, что случилось?

После

того как Монтана помешал ей завладеть оружием, Доротея так и не сдвинулась с места. Услышав голос отца, она спокойно спросила:

— Мне можно ответить?

— Дорогая, вы можете делать все, что вам заблагорассудится, — отозвался Монтана, всаживая пулю сорок пятого калибра в дверной косяк.

Стук прекратился, однако Леррас продолжал звать дочь.

Доротея молчала.

— Тадео! Матиас! — выкрикивал дон Томас. — Где вы?

— Сеньор, — окликнул его Монтана.

— О Господи! — закричал Леррас. — Это гринго! Доротея? Ты жива? Почему ты не отвечаешь?

Девушка снова промолчала. Кид пристально посмотрел на нее — она стояла неподвижно и, слегка вздернув голову, выжидала, что последует дальше.

Монтана приблизился к двери.

— Я на время завязал Доротее рот, — пояснил он. — Не хочу, чтобы от женского визга мне заложило уши.

Кто-то еще протопал по коридору, и запыхавшийся голос Эмилиано Лопеса воскликнул:

— Сеньор! Сеньор Леррас! Что случилось?

Дон Томас прохрипел в ответ:

— Он убил мою девочку!

Кид повернулся к Доротее, и она позвала:

— Эмилиано! Ты слышишь меня?

— Слышу!.. Ну-ка, все, замолчите! О Доротея!

— Тадео и Матиас убиты, — сообщила она. — Но со мной все в порядке. И если…

Тут Кид поднял палец, и она замолчала.

— Она жива! — простонал Леррас. — Есть еще Господь на небесах! Есть!

— Но ведь она в руках гринго! — воскликнул Лопес.

В дверь постучали три раза.

— Слушаю вас, — откликнулся Монтана.

— Велите прекратить эти вопли на улице, — приказал дон Томас. — Я едва не оглох от них, у меня голова идет кругом… Сеньор, вы можете выслушать меня как нормальный человек? Я хочу предложить вам честные условия.

— Честные? — переспросил Кид и громко рассмеялся.

Доротея опустилась в большое, заваленное чем-то, кресло и теперь сидела в нем с опущенной головой.

— Именно — честные! — повторил дон Томас. — Потому что ваша честь и моя послужат гарантией чистоты имени моей дочери, сеньор.

— Ах да! — произнес Монтана. — Ведь есть еще чистое имя вашей дочери. — И снова рассмеялся.

Доротея подняла голову и стала слушать, не отводя глаз от лица Тадео, которое в лунном свете походило на маску ужаса. Его отброшенная рука лежала поверх спины Матиаса.

— Когда я говорю о чести, — заявил дон Томас, — именно это и имею в виду. Честь каждого из нас. И я намерен предложить вам самые выгодные условия. Все, что вы пожелаете… И в первую очередь возможность беспрепятственно покинуть дом.

— С пустыми руками?

— Нет, — с шумом выдохнул дон Томас. Видимо, теперь, когда он вел переговоры с Монтаной, ему стало легче дышать. — Вы унесете с собой столько, сколько сможете и пожелаете… В комнате моей дочери достаточно драгоценностей, чтобы сделать вас очень богатым человеком. Они ваши.