Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
— Дагон Грейджой так и напрашивается, чтоб его вздернули — да только кому это по зубам? Видел ты старого Пейта Щипозада?
— Говорят, убили его, когда он вступился за свою дочку.
— Семь преисподних, — сплюнул Деннис. — Видал я эту дочку — было бы за что помирать. Он мне полсеребреника остался должен. — Бурый рыцарь выглядел точно так же, как вдень их отъезда, а пахло от него еще хуже. Свои бурые бриджи, мешковатый грубошерстный камзол и сапоги он не снимал и не менял никогда. Еще один бурый камзол, верхний, он надевал, когда облачался
— Хорошо, что хоть две-то нашлись. Засуха добралась и до Бора. Говорят, виноград там превращается в изюм прямо на корню, да еще островитяне разбойничают…
— Сир, а воды-то нет, — вмешался Эг.
Дунк, занятый разговором с Беннисом, этого не заметил. Под щелястым настилом виднелись только песок и камни. Странное дело. Вода в ручье стояла низко, когда они уезжали, однако была.
Беннис рассмеялся. Смех у него был двух видов — иногда он кудахтал, как курица, а иногда реготал громче Эгова мула. Сейчас он кудахтал.
— Высохла, пока вы ездили, не иначе. Засуха, что поделаешь. Вот тебе и выкупался, мрачно подумал Дунк и слезе коня.
Что ж с урожаем-то будет? Половина колодцев на Просторе пересохла, а реки обмелели, даже Черноводная и могучий Мандер.
— Паскудное пойло, вода, — сказал Беннис. — Я раз напился, и меня вывернуло. Вино лучше.
— Только не для овса, ячменя, морковки и лука с капустой. Даже виноградникам нужна вода. Как это ручей пересох так быстро? Нас всего шесть дней не было.
— Он и так еле-еле сочился, Дунк. Я в свое время пускал ручьи побольше этого.
— Я вам не Дунк — сколько раз повторять? Меня зовут сир Дункан Высокий. — Да что попусту слова тратить. Такого сквернослова и насмешника еще свет не видывал.
— Это кто же тебя так зовет? Твой лысый щенок? — опять закудахтал Беннис. — Ты, конечно, подрос с тех пор, как ездил с Пеннитри, но для меня ты все тот же Дунк.
Дунк почесал в затылке, глядя на пересохшее русло.
— Что ж теперь делать?
— Вези вино домой и скажи сиру Никудышному, что его ручей высох. В колодце вода еще есть, так что от жажды он не помрет.
— Не называйте его Никудышным. — Дунк любил старого рыцаря. — Вы живете под его кровом, так проявляйте к нему хоть немного уважения.
— У тебя уважения хватит на нас обоих, а я зову его, как хочу.
Серовато-белесые доски заскрипели, когда Дунк ступил на мост. Среди камней кое-где остались лужицы не больше его ладони.
— Вон дохлая рыба валяется, видишь? — Запах напомнил ему о мертвецах в клетке.
— Вижу, сир, — сказал Эг.
Дунк спрыгнул вниз, присел и перевернул один из камней. Сухой
— Вода совсем недавно ушла, это видно. — Дунк кинул камень на берег, и тот сшиб нависшую над обрывом грудку сухой земли. — На берегу земля потрескалась, а посередке мягкий ил. И рыба еще вчера жива была.
— Дунк-чурбан — так, помнится, Пеннитри тебя называл. — Беннис сплюнул на камни красным кислолистом. — Чурбанам думать не надо, их головы для этого не годятся.
У сира Арлана это прозвище звучало ласково — он оставался добрым, даже когда ругался. Сир Беннис произносил его совсем по-другому.
— Сир Арлан уже два года как умер, — сказал Дунк, — а меня зовут сир Дункан Высокий. — Ему очень хотел заехать Беннису кулаком в челюсть и выбить его красно-бурые зубы. Беннис, может, и горазд драться, но Дунк на полтора фута выше его и на четыре стоуна тяжелее. Хоть и чурбан, да большой. Он успел стукнуться головой о половину всех притолок Вестероса и о стропила каждой гостиницы от Дорна до Перешейка. Брат Эга Эйемон измерил его рост в Староместе — тогда, полгода назад, Дунку недоставало одного дюйма до семи футов, а с тех пор он еще больше подрос. Расти — это единственное, что ему хорошо удается, как говорил старый сир Арлан.
— Отвези вино в Оплот, Эг, — сказал он, снова садясь на Грома. — Я погляжу, что такое стряслось с этим ручьем.
— Ручьи то и дело пересыхают, — упорствовал Беннис.
— Я просто хочу поглядеть.
— Камни переворачивать опасно, Дунк — кто знает, что из-под них выползет? В Оплоте у нас славные соломенные тюфяки, куры несутся исправно, и делать особенно нечего — знай себе слушай, каким крутым был сир Никудышный в молодости. Говорю тебе, оставь это. Высох ручей, и все тут.
Чего-чего, а упрямства Дунку было не занимать.
— Сир Юстас заждался вина, — сказал он Эту. — Скажи ему, куда я поехал.
— Скажу, сир. — Мальчик потянул за собой Мейстера. Мул запрядал ушами, но понукать его опять-таки не пришлось. Хочет, чтобы с него скорее сгрузили бочки — оно и понятно.
Ручей, когда в нем была вода, тек на северо-запад, поэтому Дунк повернул Грома на юго-восток. Через каких-нибудь дюжину ярдов его догнал Беннис.
— Пригляжу, чтоб тебя не вздернули. — Он запихнул в рот новую порцию жвачки. — За теми ракитами на правом берегу начинается паучья земля.
— Я буду держаться нашего. — Дунк не хотел неприятностей с хозяйкой Холодного Рва. В Оплоте он наслушался о ней всякого. Ее прозвали Горячей Вдовой — она уже не одного мужа свела в могилу. Старый Сэм Ступе ругал ее и ведьмой, и отравительницей, и другими словами, почище этих. Два года назад она послала своих рыцарей за ручей схватить человека Осгри, который воровал у нее овец. «А когда милорд поехал требовать его назад, ему посоветовали поискать его во рву, — рассказывал Сэм. — Она зашила беднягу Дейка в мешок с камнями и утопила. После этого сир Юстас и взял на службу Бенниса, чтоб пауков отгонять».