Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
— В Дорне.
— Хвала милосердной Матери. — В Дорн весенняя хворь так и не пришла — потому, возможно, что дорнийцы закрыли свои порты и границы. Аррены в Долине сделали то же самое, и их зараза тоже не тронула. — Все эти разговоры о смерти способны отвратить человека от вина, но и радоваться в наше время тоже особенно нечему. Засуха продолжается, несмотря на все наши молитвы. В Королевском лесу бушуют пожары. Жгучий Клинок и сыновья Дейемона Черное Пламя замышляют недоброе в Тироше, кракены Дагона Грейджоя рыщут по Закатному морю, как волки. Они захватили половину богатств Светлого острова и сто женщин. Лорд Фармен укрепляет оборону — ни дать ни взять отец, который надевает на свою дочь пояс целомудрия, когда у нее живот уже на нос лезет, как у меня.
Дунк знал о старинной вражде между Блэквудами и Бракенами.
— Может быть, их сюзерен вынудит их сохранить мир?
— Увы. Лорд Талли — мальчик восьми лет, окруженный женщинами. От Риверрана многого ждать не приходится, а от короля Эйериса — и подавно. Вряд ли эта распря удостоится его высочайшего внимания, если только какой-нибудь мейстер не напишет книгу о ней. Лорд Риверс к нему никого из Бракенов не подпустит. Вы же помните — наш десница наполовину Блэквуд. Если он и пошевелится, то лишь для того, чтобы помочь своей родне укротить Бестию. Небесная Матерь пометила лорда Риверса при рождении, а Жгучий Клинок на Багряном Поле добавил свою отметину.
Септон говорил о Красном Вороне. Настоящее имя десницы — Бринден Риверс [6] . Его мать происходила из дома Блэквудов, а отцом был король Эйегон Четвертый.
— Что до Эйериса, — продолжал, не забывая о вине, септон, — то его величество больше занят пыльными свитками и древними пророчествами, чем своими лордами и законами. Он не дает себе труда даже зачать наследника. Королева Эйелинор каждый день молится в Великой Септе, чтобы Матерь благословила ее чрево, но до сих пор остается девственницей. У Эйериса отдельные покои, и говорят, что он куда охотнее ложится в постель с книгой, нежели с женщиной. — Он снова наполнил свою чашу. — Будьте уверены: нами правит лорд Риверс с помощью своих чар и шпионов. Противников у него нет. Принц Мейекар сидит и дуется в Летнем Замке, лелея обиду на своего августейшего брата, принц Рейегаль расслаблен и телом, и разумом, а его дети еще малы. Все должности заняты друзьями и фаворитами лорда Риверса, лорды Малого совета лижут ему руки, новый великий мейстер увлечен чародейством не меньше, чем он. Гарнизон Красного Замка составляют Вороньи Зубы, и без позволения десницы никто не имеет доступа к королю.
6
Всем незаконным детям, рожденным на берегах Трезубца и его притоков, давали родовое имя «Риверс», то есть «речной». — Примеч. пер.
Дунк беспокойно ерзал на стуле. Сколько глаз у лорда Красного Ворона? Тысяча и еще один. Остается надеяться, что ушей у десницы меньше тысячи и одного. Речи септона отдавали изменой. Дунк взглянул на Эга, любопытствуя знать, что об этом думает он. Мальчишка из последних сил сдерживался, чтобы не дать воли языку.
Септон грузно поднялся на ноги.
— Сестрица придет еще не сейчас. С дамами всегда так — первые десять платьев, что они примеряют, не вяжутся с их настроением. Еще вина? — И он, не дожидаясь ответа, подлил в обе чаши.
— Дама, которую я принял за леди Веббер, ваша сестра? — спросил Дунк, желая переменить разговор.
— Мы все дети Семерых, это так, но по крови, к счастью, мы не родственники. Леди Гелисента была сестрой сира Роланда Афферинга, четвертого мужа леди Роанны — того, что умер весной. Его предшественником был сир Симон Стаунтон, мой брат — он имел несчастье подавиться куриной костью. Холодный Ров, можно сказать, кишит призраками. Мужья умирают, но их родня остается — они, точно стая пухлой, розовой, одетой в шелка саранчи, пьют вина миледи и поедают ее сласти. — Септон вытер рот. — Однако ей придется выйти замуж опять, и скоро.
— Почему придется?
— Такова
— Зачем же она ждала так долго? — с недоумением спросил Дунк.
— Женихи ее, по правде сказать, не осаждают, — пожал плечами септон. — Смотреть на нее, как вы заметили, отнюдь не противно, а в придачу дается замок и обширные земли — следовало бы ожидать, что младшие сыновья и безземельные рыцари так на нее и накинутся, ан нет. Четверо усопших мужей всех отпугивают, к тому же поговаривают, что она бесплодна — у нее за спиной, конечно, кому же охота оказаться в вороньей клетке. Двух детей она доносила, мальчика и девочку, но оба и до года не дожили. А те немногие, кого не пугает молва об отравительстве и злых чарах, не хотят иметь дела с Длинным Дюймом. Лорд Виман на смертном одре поручил ему охранять дочь от недостойных искателей, а он всех женихов подводит под эту статью. Всякий, кто ищет ее руки, первым делом знакомится с его мечом. — Септон допил вино и отставил чашу. — Нельзя сказать, чтобы охотников совсем уж не находилось. Клейтон Касвелл и Симон Лейгуд — самые упорные, хотя зарятся, похоже, больше на земли, чем на саму леди. Будь я игроком, то поставил бы на Герольда Ланнистера. Сюда он еще не показывался, но говорят, что волосы у него золотые, ум быстрый, а рост больше шести футов…
— …и что его письма пришлись по сердцу леди Веббер. — Упомянутая леди появилась в дверях, сопровождаемая молодым мейстером с большим крючковатым носом. — Ты проиграл бы свою ставку, братец. Герольд нипочем не окажется от удовольствий Ланниспорта и роскоши Бобрового Утеса ради какого-то маленького именьица. В качестве брата и советника лорда Тибольта он имеет куда больше влияния, чем мог бы обрести как мой муж. Что до других, то сиру Симону пришлось бы распродать половину моих земель, чтобы расквитаться с долгами, а сир Клейтон дрожит как лист, стоит только Длинному Дюйму посмотреть в его сторону. Кроме того, он красивее меня. А у тебя, септон, самый длинный язык во всем Вестеросе.
— Язык и должен быть длинным, а рот большим, чтоб прокормить такой живот, как у меня, — не смутился септон.
— Вы в самом деле Горячая Вдова? — удивленно спросил Эг. — Я почти с вас ростом!
— С полгода назад один мальчик сделал такое же замечание, и я отправила его на дыбу, чтоб стал подлиннее. — Леди Веббер заняла высокое сиденье на помосте и перекинула косу через левое плечо. Пушистый хвостик свернулся у нее на коленях, как спящая кошка. — Сир Дункан, мне не следовало дразнить вас, когда вы так старались быть любезным там, во дворе. Но вы так мило краснели… разве в той деревне, где вы доросли до такой вышины, девушки вас не дразнили?
— Моей деревней была Королевская Гавань. — О Блошином Конце Дунк умолчал. — Там, конечно, имелись девушки, но… — Дразнилки на Блошином Конце были такого рода, что тебе могли отхватить палец на ноге.
— Должно быть, они просто побаивались это делать — вон вы какой большой. — Рука леди Роанны рассеянно гладила косу. — Прошу вас не думать худо о леди Гелисенте. Моя сестрица проста, но совершенно безобидна. При всем своем благочестии она даже одеться не смогла бы без своих септ.
— Она не виновата. Это я обознался.