Шрифт:
– Возьми любую краску и брызни ей на чистый холст.
– Это мазня.
– Это искусство.
Вас приветствует обыватель. Такой же путник жизни, как и вы. Это не поучительная история и не занимательная повесть. Это письма самому себе. Зачем? Я потерялся. Думаю, с обилием той информации, которую мы сегодня получаем, такая ситуация знакома многим. Как мне кажется, получив доступ к огромному количеству
Если ты стар и мудр, молод и хорошо образован, глуп и горяч, да и при многих иных вариантах, тебе не нужна эта книга. Если ты, открывая любую ее часть, не испытываешь ничего, кроме томительной усталости, лучше не трать свое время. Мне будет слишком стыдно отнимать такую ценность впустую. Но если ты, подобно фантазерам, вроде меня, вместо занесенной ручки над листом можешь увидеть целую историю, еще даже не рожденную, то смело принимайся за чтение. Кроме банальностей и мертвого сада мыслей я ничего не могу обещать. Однако надеюсь, читатель, ты сможешь отыскать необходимую именно тебе мысль!
К истинности. В самом деле, понятие истинности суждения зависит не от содержания и даже не от значения, а от формулировки. Поменяй местами события изменишь и содержание. Вот так фокус! Так какая может быть практическая ценность у понятия, имеющее своей целью дать одно знание, но непременно множущее мнение?..
На острие. Где стирается та призрачная грань между «истинным» талантом и многолетним усердием? Когда перестают осуждать и начинают восхвалять? Начинающая танцовщица только и чувствует уколы упреков, но вновь и вновь надевает свои пуанты, вновь и вновь страдает от боли и насмешек, пока в один момент кто-то из «гуру» не скажет: «А ведь в ней что-то есть».
Вдохновение. Сначала оно звенит где-то вдалеке. Легко и протяжно. После висит в воздухе. Обычно, когда ты один и думаешь о сюжете, героях, диалогах. Дымка эта становится все плотнее и плотнее, пока не окутывает давящим одеялом и сразу проникает в тело. Слишком быстро, чтобы прочувствовать и слишком медленно, чтобы не заметить. Дальше оно кристаллизуется. В звуках тела, в ощущениях, в том, что мы зовем проприоцепцией. И когда это колит кончики пальцев, когда явно поднимается к горлу, когда слово уже вертится на языке – глотай! Все. Можно писать.
Тень, нависающая над нотой фа – возможный полутон или оттенок значения?
Казино Судьбы. Тебе сдали карты. Ты всё, что делаешь – стоишь со стаканом виски и разглагольствуешь о несправедливости раздачи. Масть не та! Дурень! Кон прошёл, осталось немного – сосредоточься на игре!
Эмоции – то долото, чем жизнь выбивает нашу личность, не убеждения. Они лишь
Неужели стоит лишь раз преклонить колени, лишь раз наступить на горло гордости, и ты теряешь себя? В таком случае так ли непоколебимы убеждения? Или по-другому: так ли необходимы?
Болезни делятся на два типа. Те, что дают ясное понимание смерти и те, что не дают. В этом смысле рак безболезненный. У больного есть время привести дела в порядок. Есть время осознать свое положение. Инфаркт столь стремителен, что не оставляет никакой возможности подумать.
Например, если я скажу, что кто-то умер от рака, что ты почувствуешь? Жалость или сожаление? Что скажешь? «Ох, как жаль. Он был еще так молод!». А что ты скажешь, когда кто-то умрет от инфаркта? «Ох, как жаль. Он был еще так молод!». Но почему мы так театрально переживаем рак и так спокойно – тромб в сердце? Из-за отпущенного срока. Благодаря возможности рефлексировать в этот срок.
Чем больше времени отведено страдать, тем больше шансов выстрадать новую философию.
Философия подобна искусству – сама по себе ничего не создает. Зато посредством этого инструмента можно вскрыть любые консервы и наестся досыта. Консервный нож и только?! Не кричи, не надо. Инструмент может быть разный, но он всегда остается инструментом. Преимущество же философии в универсальности инструмента. И поверь, как только ты заблудишься в густых дебрях своей души, то будешь рад такому обилию возможностей, что дает простой нож.
Знание, подобно золоту из-под волшебных копыт: сотня-другая – задохнешься, а тонна раздавит.
Ты когда-нибудь задумывался, почему философские проблемы поднимаются? «В этом глубочайшем романе поднимаются вопросы…» Откуда их поднимают-то? С земли. На полу валяются эти вопросы никому не нужными камнями. О них только спотыкаются да пинают куда подальше, пока какой-нибудь дряхлый старик, вечно вниз смотрящий, не поднимет приглянувшийся камушек и не положит в сумку. Старик окинет обезумевшим взглядом землю вокруг, скажет задумчиво: «Время разбрасывать камни и время собирать камни», снова опустит глаза и побредет дальше.
Спустя пару десятков лет неудачный историк науки вытряхнет эту сумку, разложит камушки то в круг, то в ряд – смотрите, система! Символьная трактовка христианской этики! Вы только посмотрите на эти знаки, образы, мой Бог!
А это камушки сумасшедшего старика. Поверь, в сумасшедших я знаю толк.
От обывателя. Да здравствует средний ум! Как часто я воспеваю умы утонченные, как хочу быть похожим на гений, забывая, однако, что ум не посредственный ограничен своим гением. Обыватель же свободен от этого недостатка и может развить себя в любом направлении. Так не желай, действуй!