Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
Интересно, верит ли Окделл хоть одному слову? Если да, то придется его убить, хоть и не сейчас, ведь тогда выйдет, что он играл с ее братом в непонятные дурные игры, находясь полностью на стороне Людей Чести. А если же нет... то с этим изрядно сложнее.
– Я помню, кто убил моего отца, - тихо произнес Ричард по ту сторону окна.
– Надеюсь. В следующий раз обращайтесь за советом ко мне и перестаньте наконец якшаться с Колиньяром.
– Эст... маркиз Сабве отправился в Торку.
– По вашей же недальновидности.
То, что Штанцлер нес про продажность
Но разве может существовать дружба между «навозником», воспитанным в одних условиях и одной вере, и отпрыском старой знати, безмерно кичившимся своего происхождения, воспитанного совершенно иначе? Разве они не должны драться между собой, смеяться друг над другом? Или дело в Изломе?
Нет, на сей раз что-то пошло не так.
Анна-Рената не стала слушать, чем кончится разговор, поскольку поняла, что ничего нового и интересного для себя сегодня не откроет, да и домой следовало вернуться прежде, чем подадут обед. Шагая за медлительным окделльским жеребцом, она запомнила, как возвращаться, по нескольким дорожным приметам, и вскоре уже смогла вернуться в особняк, никем не замеченная и ни в чем не уличенная. Мужские вещи полетели в сундук, а сама она заметалась по комнате, надеясь скорее одеться в платье.
Между тем представление королеве затягивалось, но вернувшийся отец убеждал, что в этом нет вины Анны-Ренаты. Причина заключалась в излишней занятости Ее Величества, поскольку назревала война, тут аргументы Жоана Колиньяра становились куда более туманными, и разговор сходил на нет.
Анна-Рената не хотела знать, почему девушкам и женщинам сначала запрещают даже думать и говорить о войне, а потом сталкивают друг с другом и с мужчинами. Копаться в этом бессмысленно, так уже ведется, причем едва ли не с сотворения Кэртианы, а значит нужно брать ситуацию в свои слабые женские руки. Если придется, Анна-Рената Колиньяр поведет за собой мужчин и не спросит ни у кого разрешения. Да будет так, как говорят Люди Чести. Она поставила перед собой задачу во всем разобраться, и обязательно с ней справится.
День, в которой девушка решила слежку продолжить, выдался ветреным и дождливым, однако для закутавшегося в плащ с капюшоном человека это не очень опасное обстоятельство. Но теперь следовало продвигаться в более дальнюю местность - монастырь Святой Октавии. Подумать только, Окделла понесло в женский монастырь, явно не ради искренней молитвы Создателю!
Дело стоило горсти монет, врученной смущающейся аббатисе Монике, на нужды храма и горячих заверений в том, что молодой женщине, решившей посвятить жизнь молитвам и уединению, не нужно порочить честное королевское имя. И, сама не зная, каким образом, Анна-Рената смогла набрести на калитку, за которой начиналось спокойное уединение Ее Величества, должно быть Создатель подсказал! Девушка зло усмехнулась и пошла искать себе достойное убежище.
Кроме
Значит, королева занята? Конечно - принимать фаворитов довольно сложная и трудно разрешаемая задача.
– Давайте присядем, - проворковала Катарина Оллар.
– Я слышала, вы были больны?
Да, воспалением глупости и лживости.
– Всего лишь небольшая простуда.
Подумать только! Лучше бы свиненыша сразила грудная жаба, после того, как Эстебана выпихнули из Олларии!
– Герцог Алва сказал мне, что запретил вам выходить из дома, это правда?
– Да, Ваше Величество.
Величество старательно притворялось страдающей невинностью, выглядела примерно так же, и Анна-Рената сделала вывод, что королева регулярно недоедает и недосыпает, чтобы выглядеть именно так, а не счастливой и здоровой. Вредно для нее, но полезно для политики, в частности для давно сгинувшей Талигойи, на реставрацию которой так надеялись Люди Чести, и ради которой устраивали непонятные шпионские игры. Плохо устраивали, раз девочка из дома Колиньяров сумела их переиграть...
Речь пошла о восхищении Катариной Окделлами - Ричарду весьма умело дурили голову, и у девушки отчего-то сложилось впечатление, что он это прекрасно понимает. Уж слишком хорошо он лавировал между неловкими вопросами, чтобы и ответить на них достойно, и не обидеть ни Катарину Оллар, ни Рокэ Алву. Может быть, они все заодно? Да нет, это ерунда...
Потом Величество завела беседу о Юстиниане Придде, но и здесь Ричард Окделл особо не заинтересовался. Если он такой умный, то что же оробел в тот раз перед разгневанным Штанцлером?
– Дикон, можно я вас так буду называть? Кансилльер говорил, что вас так называют друзья. Мы ведь можем стать друзьями?
– Да, Ваше Величество, - в голосе юноши послышалось легкое уныние.
– А вы зовите меня Катари, разумеется, когда мы одни.
Анна-Рената скривилась. И эта женщина, вольнодумно перешагнувшая через мыслимые и немыслимые рамки королевского этикета спокойно носит фамилию Оллар?! Но не стоит никому ничего докладывать, она будет твердо молчать, даже если ее спросят об этом. Разумеется, пока открыть правду не станет в интересах девицы Колиньяр.
А вот слушать про Гальтару и отвратительное преступление Ринальди Ракана оказалось намного интереснее, нежели про все остальное. Анна-Рената и сама заслушалась, едва не упустив момента, когда Окделл с королевой завершили беседу и разошлись, и пришло время покидать монастырский сад ей самой. Теперь девушка неплохо понимала суть происходящее, но праведный гнев за вышвырнутого из Олларии и лишенного хорошего места, которое прочил ему отец, в гвардии, Эстебана, продолжал воспламенять юную порывистую душу.