Песнь песков
Шрифт:
— Докажи, Шерлок! — поддел его Роман, бросая свои зарисовки на костлявые колени рыжего.
— Точно, похож, — усмехнулась Татьяна. — Не хватает только скрипки и шприца!
Ян пожал плечами. В студенческие годы он пережил увлечение кокаином и поэтому шуток, намекающих на токсикоманию знаменитого однофамильца, очень не любил.
Уткнувшись в карту, Татьяна усмехнулась, заметив, как тот покраснел. Длинный, тощий, раздражительный шотландец ей нравился; нравилось его нескладное тело, плоский живот, растрепанные рыжие волосы, усы молодого человека, который старательно пытается изобразить бывалого исследователя, его светлые глаза. Взрывной, вспыльчивый темперамент. И теплая
Он тщательно разложил листочки и вгляделся, покусывая ус.
— Что это еще за бредятина?! — пробормотал он со свойственной ему грубостью.
Очень мило. Cute, как он выражался.
— Мы это нашли на блоках обтесанных камней, такие странные белые камни, в небольшой пещере, в трехстах метрах к северо-западу, — пояснил Роман.
— Известняк, конечно, — бросил Маттео, не поднимая головы.
Ян нервно барабанил пальцами по лежащим перед ним листочкам.
— Это не эламитский язык. И не имеет ничего общего с известной до сих пор клинописью… Может, до-клинописная форма? — предположил он, внезапно оживившись. — Брось-ка мне лупу.
Роман стащил лупу прямо из-под носа Маттео, по-прежнему погруженного в свои камешки. Ян еще раз, уже внимательнее, изучил наброски Романа, затем задумчиво произнес:
— Может, производное от древнеаккадского [3] языка?
Роман отошел, прихватив пригоршню фиников, ему тут же досталось разливательной ложкой от Уула.
3
Аккадский язык (по назв. г. Аккад в Месопотамии) — древнесемитский язык семито-хамитской семьи языков. Памятники письменности на основе шумерского клинописного письма.
— Финики на десерт, не трогать! — провозгласил крепыш, его длинные татарские усы лоснились от топленого свиного сала.
Роман познакомился с Уулом в Монголии, когда сопровождал группу канадцев, которые желали приобщиться к шаманизму и провести месяц в какой-нибудь юрте. Уул, единственный в округе способный кое-как изъясняться по-английски, научил Романа взбираться на маленьких нервных лошадок, которые помогают монголам водить по степям стада.
Роман дружески похлопал повара по плечу, и, как всегда, у него возникло ощущение, что он дотронулся до мрамора. Уул был не слишком высок, метр семьдесят, не больше, но сложен как прирожденный воин.
Омар лежал, погрузившись в чтение старого номера «National Geographic», и с наслаждением разглядывал морскую фауну Карибских островов. Море он видел только по телевизору, и, как истинному сыну пустыни, сама мысль о том, что можно растянуться на песке специально ради того, чтобы поджариваться на солнце, казалась ему крайне нелепой. Он перевернул страницу, и взгляд его привлекла реклама белого рома, он в очередной раз перенесся в свою любимую мечту: гладко выбритый, в шортах и футболке, как мужчина на фотографии, он потягивает спиртное, расположившись на террасе роскошного отеля, глядя на полуобнаженных красоток, качающихся на волнах. Он даже попытался представить себя в плавках, но сразу ощутил неловкость при одной мысли, что можно в таком виде показаться женщинам: до сих пор только товарищи по армии видели его полуодетым. Алкоголь? Никто в его семье никогда его не пробовал, кроме одного
Ткань занавески затрепетала, и вошла настоящая, реальная молодая женщина, голова которой была укутана черным платком, жилет цвета хаки с многочисленными карманами пропылился насквозь.
— Вот мерзкая погодка! Что сегодня на ужин? — бросила она с порога.
— Тебе тоже добро пожаловать, Лейла, — улыбаясь, отозвался Уул.
— Ладно, ладно, простите меня, я умираю от голода и жажды. И ненавижу песок.
— Что за проблемы? Просто в следующий раз нужно будет выбрать Антарктиду, прелестное дитя, — отозвался Сальвани, не поднимая головы.
Молодая женщина показала ему язык и сняла хиджаб, который надевала всегда, когда выходила куда-нибудь одна. Черные жесткие волосы обрамляли очень смуглое лицо с темными миндалевидными глазами: внешность, типичная для ее родного Узбекистана. Глядя, как она стакан за стаканом пьет чай, Роман в очередной раз спросил себя, почему очаровательная Лейла не вызывает в нем совершенно никакого желания. Слишком резкая и слишком похожа на мальчишку для такого старомодного типа, как я, подумал он. Лейла скорее напоминала танк в действии, чем трогательную растерянную барышню. Невольно он вспомнил вибрирующую энергией Антонию. Антония… Что с ней теперь? Приговорена к двадцати годам без права помилования… Сейчас она, должно быть, уже вышла на свободу. Дама зрелого возраста. Неужели до сих пор стреляет из автомата в лесу? Он не сохранил с ней никаких связей, впрочем, как и с другими членами организации. Во всем, что касается этого безумного времени, полный провал в памяти.
— В самом деле, забавно! — произнес Ян, опуская листки.
Роман пожал плечами:
— В чем дело?
— Несомненно, это образчик неподражаемого французского юмора! — подбавил жару молодой человек. — Привет, Лейла. Мы ужинать сегодня будем?
— Ждите, не готово! — зарычал Уул.
— Вот так всегда: варится невероятно долго и на вкус отвратительно, — проворчал Ян.
Роман положил ему руку на плечо:
— Да объясни же, в чем дело?
— Ты решил меня поиметь со своими надписями, да? Э-э… как это у вас говорят… А, лажа.
— Пещеру с камнями нашел Омар.
— Ну конечно. И шотландских воинов тоже?
— Что, приехала какая-то шотландская группа? — спросила Лейла, пытаясь стащить горсть фиников, но тоже вынуждена была отступить перед угрозой получить дымящейся поварешкой.
— Не знаю, — недоуменно ответил Роман. — Спроси у нашего маленького гения.
— Этот недоразвитый подросток попытался меня провести! — объяснил тот Лейле, которая водила влажной салфеткой по лицу.
— Ничего подобного! — возмутился Роман. — Омар, скажи ему!
— Да Омар тебе душу продал, — заметила Лейла. — Нельзя верить ни одному его слову.
Роман пожал квадратными плечами: результат многих лет занятий с гирями.
— Невероятно! Оказывается, этот мальчик не умеет даже читать!
— Это я-то мальчик? — переспросил Ян, надувая тощую грудь.
Он походил на воинственного петуха-переростка, тогда как Роман, уступавший ему в росте добрых сантиметров двадцать, напоминал недовольного быка.