Песнь русалки
Шрифт:
Святослав подставил руки, но Милорада, словно не заметив этого, ткнула едой ему в губы. Юноша опешил и открыл рот, и тут же зажмурился — ослепительная сладость растеклась по языку. Он даже невольно почмокал губами, собирая последние крошки орехов и теста. Милорада восторженно захлопала в ладоши.
— Вкусно, правда?
— Очень, — кивнул юноша, а живот стянулся узлом, требуя еще. Хозяйка дома тут же опомнилась и принялась подталкивать гостя к столу.
— Ладно, садись, ешь. Ты устал с дороги, а нам еще твоего друга выручать.
Она дождалась, пока он сядет на лавку, а сама устроилась напротив него и принялась ловко орудовать ложками,
— Такое сейчас едят в Константинополе, — пояснила милорада, смешивая еду в тарелке и поливая ее сверху чем-то. Опять пряным. — А такое — пьют в пустыне к югу. Даже в Константинополе о таком еще не слыхали.
Она подняла высокий металлический кувшин с тонким носиком и плеснула в чашки черную кипящую жидкость. Комната наполнилась горьким запахом. Святослав осторожно пригубил напиток и закашлялся. Ни на что знакомое это не походило, но удивительно снимала остроту пряностей.
— Что это? — закашлялся юноша. Милорада расплылась в улыбке.
— Кахва. Или банчум. А что едят в княжеском тереме Дола?
Святослав старался отвечать уклончиво. Не врать, но и не давать точного ответа. А Милорада сыпала вопросами, и как бы княжич ни старался, ее любопытство только разгоралось. Она то и дело порывалась схватить его за руку, чтобы буквально вытрясти из него ответы о том, как на Купалу горят костры, как зимой хрустит снег, как танцуют и веселятся люди на праздниках. И у Святослава сердце разрывалось, звеня от такого знакомого одиночества. У него тоже были такие вопросы, и в поисках ответов он жадно вгрызался глазами во все книги, какие только можно было раздобыть в княжестве, он разговаривал с послами и путешественниками. А Милораде не было доступно даже такой малости.
Святослав виновато опустил глаза. Девушка тоже поникла.
— Ты прости, что я навязываюсь. Я так хочу оказаться по ту сторону речки, но бабушка меня не пускает, — вздохнула она. — Вот и живу всю жизнь здесь. Колдовства много знаю.
— И совсем одна?
Она пожала плечами, вцепившись пальцами в косу.
— Ну, иногда ко мне гости хаживают. Но нечасто. И все из наших краев.
Еще один тяжкий вздох, а через мгновение девушка встряхнулась и бесцеремонно сунула нос в тарелку гостя.
— Ты, коль закончил, иди за мной. Помогать мне будешь друга своего спасать, — улыбнулась она и указала на Власа. Тот объелся и спал на лавке кверху пузом.
— А чем я тебе помогу? Я колдовать не умею, — пожал плечами княжич, но встал из-за стола.
— Никогда не знаешь, где сгодишься, — улыбнулась девушка.
Глава 5
Комнатку, где они оказались, попетляв по коридорам, Милорада ласково назвала «мастерской». Однако внешне она напоминала обычную курную избу, которую терем окружил роскошно убранными комнатами. Только сейчас Святослав отметил, что тут, в отличие от всего остального терема, были окна, в которые лился белесый свет, разбавленный нависшими облаками. За окнами виднелся сад с деревьями и кустарниками. Имелась даже дверь, которая вела к нему. А окна были такими прозрачными… никак не напоминали слюдяные в их тереме, и уж точно не похожи они были на крестянские, затянутые бычьим пузырем. Они были словно из чистейшего льда. Святослав так впечатлился, что решил тронуть пальцем незнакомый материал. В отличие от
— Это стекло, — благодушно пояснила Милорада.
— А-а-а, — только и протянул юноша. Про стекло он читал в книгах, но вживую видел впервые.
Стены в комнатке были простые, бревенчатые, имелась даже небольшая, точно игрушечная, печка, на многочисленных полках стояли горшки и кувшины, с потолка свисали пучки сушеных трав, а по центру стоял большой стол. На него-то хозяйка и усадила разомлевшего от еды щенка.
— Ну-ка, Влас, посмотрим, что за беда с тобой случилась.
По дороге Свят успел пересказать ей события злополучного ужина, опуская детали, связанные с поведением Даны. Он решил, что молодой девушке не стоит знать о таком. Милорада, в общем-то, не стала допытываться. Расспрашивала только, какие травы смог по запаху распознать Святослав, но тот, сколько голову ни ломал, называл только полынь и мяту.
Девушка подошла к щенку, тут же принявшемуся тыкаться ей в руки, и в очередной раз, когда мокрый нос коснулся ее белых ладоней, схватила его за морду и разжала челюсти. Влас тут же заверещал, уперся лапами в стол, но Милорада, худая и тонкокостная, держала крепко. Свят встрепенулся и подскочил с другой стороны, схватил щенка за загривок, отчего тот тут же принялся плачуще скулить. Милорада нахмурила брови.
— Что там?
— Вижу следы волчьей ягоды и черной рябины, — поморщилась она. — Нехорошо, но нестрашно. И заговорила твоя мачеха вино, чтоб всякий, кто его хлебнет, вставал на ее защиту и почитал, как хозяйку.
Она отпустила собачью морду, и Влас тут же лег на стол, подложил под морду лапы и принялся смотреть на Милораду со Святославом, как бы спрашивая: «Ну, за что же так-то?». Милорада ласково потрепала его по ушам и улыбнулась.
— Все хорошо будет, песик. Утро уже будешь в своей шкуре встречать.
— Ты сможешь его расколдовать? — оживился княжич. Кажется, впервые с ночи он смог вдохнуть полной грудью, словно ему с шеи срезали камень, как у утопленника.
— Конечно. Дело нехитрое, — она сняла с полки несколько горшков, достала сушеную траву и ягоды, бросила в ступку и принялась толочь. Пес внимательно наблюдал за каждым движением ее рук. То же делал и Святослав. Он видел, как похоже толкли ягоды и листья знахарки, но в этот раз все выглядело как-то иначе. По-настоящему.
— А как ты поняла, что с ним? — спросил юноша. По блеснувшим щенячьим глазам он понял, что Власа волновал тот же вопрос.
Милорада оторвалась от своего занятия и подняла на них глаза. Посмотрела пристально, будто взором кожу снимала, Свят уже думал, что она сейчас скажет какую-то колкость или выпроводит его, но девушка лишь благодушно улыбнулась и заправила за ухо выбившийся огненный локон.
— Просто все. Когда человека или любое другое существо проклинают, у него не внутренней стороне щек появляются узоры, извилистые такие, черные. Ну, а ягоды ему язык покрасили, — улыбнулась она.