Песнь серафимов

Райс Энн

Меир, и без того бледный, совсем побелел. Он медленно приблизился к письменному столу и взял большой том в кожаном переплете. На обложке были вытисненные золотом еврейские буквы.

— Тора, — шепотом произнес он и с несчастным видом взглянул на шерифа.

— Положи на нее руку и поклянись, что ты не виновен в том, в чем тебя обвиняют.

Казалось, еврей сейчас потеряет сознание. В его глазах застыло какое-то отстраненное выражение, словно он спит и ему снится кошмар. Но

разумеется, сознания он не потерял.

Мне отчаянно хотелось вмешаться, но что я мог поделать?

«Малхия, помоги ему!»

Наконец, уравновесив тяжелую книгу на левой руке, Меир положил сверху правую и проговорил тихим дрожащим голосом:

— Клянусь, что никогда в жизни не причинял вреда ни одному человеческому существу и ни за что не причинил бы вред Лии, дочери. Клянусь, что никогда не делал ей ничего плохого, что заботился о ней с любовью, как самый нежный отчим, и что она… покинула нас.

Он взглянул на шерифа.

Шериф понял, что девочка мертва.

Но он лишь помолчал немного, затем кивнул.

— Пойдем, Флурия, — сказал шериф. Он посмотрел на Меира. — Я прослежу, чтобы ее устроили со всеми удобствами, в безопасности. Я прикажу солдатам сообщить новость всему городу. Я сам поговорю с доминиканцами. И ты тоже можешь! — взглянул он на меня. Затем продолжил, обращаясь к Меиру: — Собери деньги как можно скорее. Спиши столько долгов, сколько сможешь. Это обойдется общине в круглую сумму, но иначе нельзя.

Флурия со служанками пошла вниз по лестнице, и шериф последовал за ними. Я услышал, как внизу кто-то запер входную дверь на засов.

Хозяин недоверчиво смотрел на меня.

— Почему ты хочешь мне помочь? — произнес он.

Меир выглядел до предела подавленным и опустошенным.

— Потому что ты молился о помощи, — ответил я. — И если я смогу стать ответом на твои молитвы, я стану им.

— Ты смеешься надо мной, брат? — спросил он.

— Нисколько, — отозвался я. — Но что касается девочки, Лии… Она мертва?

Он молча смотрел на меня один долгий миг. Затем сел за письменный стол.

Я сел на темный стул с высокой спинкой, стоявший напротив. Мы глядели друг другу в глаза.

— Я не знаю, откуда ты пришел, — начал он едва слышно. — Не знаю, почему я тебе верю. Ты понимаешь не хуже меня, что твои братья-доминиканцы нарочно устроили эту травлю. Поход за святым, вот в чем их цель. Как будто маленький святой Уильям не останется в Норвиче навечно.

— Я знаю историю маленького святого Уильяма, — сказал я. — Много раз ее слышал. Ребенок, распятый иудеями в Песах. Сплошная ложь. А гробница привлекает в Норвич паломников.

— Только не говори таких слов за стенами нашего дома, — предупредил Меир. —

Тебя разорвут на куски.

— Я пришел не для того, чтобы спорить с ними на эту тему. Я пришел, чтобы помочь разрешить твою проблему. Расскажи, что случилось и почему вы не сбежали.

— Бежать? — переспросил он. — Если бы мы сбежали, нас обвинили бы в преступлении и отправили бы за нами погоню. Безумие затронуло бы не только Норвич, но и любого еврея, приютившего нас. Поверь мне, в этой стране бунт в Оксфорде способен породить бунт в Лондоне.

— Да, ты прав. Но что именно произошло?

Его глаза наполнились слезами.

— Она умерла, — прошептал он. — От заворота кишок. Под конец боль прекратилась, как часто бывает. Она была спокойна. Только стала очень холодная, потому что мы обкладывали ее компрессами. Когда к ней пришли ее приятельницы, леди Маргарет и Нелл, казалось, что лихорадка прошла. Рано утром она умерла на руках Флурии, и Флурия… Но я не могу рассказать тебе всего.

— Она похоронена под старым дубом?

— Конечно же нет, — ответил он, усмехнувшись. — Те пьянчуги не видели, как мы выносили ее. Никто нас не видел. Я нес ее, прижимая к груди обеими руками, нежно, как невесту. И мы не один час шли по лесу, пока не вышли на берег реки с мягкой почвой. Вот там, в неглубокой могиле, мы предали ее тело земле, завернув в простыню, а потом вместе молились, закладывая могилу камнями. Это все, что мы смогли для нее сделать.

— В Париже есть кто-нибудь, кто сможет написать письмо, которому здесь поверят? — спросил я.

Меир поднял голову, словно очнулся от сна. Он изумился тому, что я готов потворствовать обману.

— Наверняка там есть еврейская община…

— О, конечно, — сказал он. — Мы недавно переехали сюда. Этот дом достался мне в наследство от дяди, а вместе с домом и ссуды горожанам… Да, в Париже имеется еврейская община. А еще там живет один монах-доминиканец, который, возможно, согласится нам помочь. Не потому, что ему хватит бесстыдства написать письмо, подтверждающее, что мертвая девушка жива. Просто он нам друг и останется нашим другом даже в этом деле. Он поверит нам, он станет за нас просить.

— Возможно, именно это нам и нужно. Он ученый?

— Великолепно образованный человек, учился у лучших учителей. Доктор права и теолог. Он питает к нам огромную благодарность за одну весьма необычную услугу. — Меир вдруг остановился. — А может быть, я ошибаюсь? Вдруг он выступит против нас? Всевышний знает, что у него для этого есть причина.

— Объясни мне, в чем дело.

— Нет, я не могу.

— И как же ты поймешь, будет он вам помогать или наоборот?