Песнь слона (Цирк - 2)
Шрифт:
– Не могу, - пискнула Вилл.
– В чем дело!
Девушка уткнулась ему носом в грудь:
– Не знаю. Разные сомнения лезут в голову.
Пит обхватил ее обеими руками:
– Ну сама подумай. Мы любим друг друга - я тебя, ты меня. И так будет всегда. Какие еще могут быть в этом сомнения? Она заглянула ему в лицо, а он смахнул слезы с ее глаз.
– Пит...
– Не плачь, Крошка Вилл. Мы ведь ничего плохого не сделали.
– Пит?
Он поцеловал кончик ее носа:
– Что?
Ее рука скользнула ему под рубашку и погладила
– Я люблю тебя.
Пит быстро огляделся по сторонам. После дневных трудов дорожно-строительный лагерь спал сном праведника.
– М-м-м.
– Он попытался что-то сказать, но не нашел слов. С его телом происходили какие-то странные вещи.
– Я, э-э-э...
– Пит?
– Ее рука начала расстегивать ему рубашку.
– Ч-ч-ч-то?
– Скажи, что любишь меня. Скажи, что любишь меня больше всего на свете.
Она до конца расстегнула ему рубашку и поцеловала грудь.
Он крепче сжал ее в объятиях, затем высвободил одну руку и приподнял ее подбородок к своему лицу.
– Я никогда еще не испытывал ничего подобного. Я люблю тебя, Вилл. Я люблю тебя больше, чем что бы то ни было в этой вселенной.
Он сглотнул застрявший в горле ком и прикоснулся к ее губам.
Глава 13
Пройдя около двадцати миль через болота и топи, отряд первопроходцев и их слоны достигли наконец пологих склонов Нагорья. В горах оказался естественный проход, который вывел их к Великой пустыне, где когда-то приземлился седьмой шаттл. Когда они достигнут того места, строительство дороги Мийра - Куумик будет завершено.
Паки Дерн сидел у костра. Он посмотрел на Пита Арделли, затем обернулся в сторону Крошки Вилл. Затем на Пита. После этого снова на Вилл. В конце концов пожал плечами и уставился на огонь.
– Не знаю, что и сказать. На Земле знал бы. А здесь... Здесь все не так.
Паки посмотрел на Пита:
– Зато я точно знаю, что на это скажет Вощеный. Пит сжал руку Вилл:
– Какая разница, что он скажет?
– Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Я вот думаю, не вернуться ли мне в Мийру, когда туда отправят кого-нибудь за провизией, и не спросить Вощеного самому?
Паки почесал голову:
– Не знаю, ребята. Вы оба еще такие зеленые.
– Он пожал плечами. Смотрю я на вас - вы оба такие красивые, а я...
– Паки встал на ноги.
– А я уже старик.
Пит посмотрел на главного дрессировщика слонов:
– Паки, куда ты?
Паки обвел взглядом свою дорожную бригаду, занятую вечерней трапезой, затем посмотрел на полевую кухню и вновь повернулся к Питу и Вилл:
– Пожалуй, пойду подыщу себе какую-нибудь старушенцию.
В новой хижине, устроенной подальше от холмика, на вершине которого были спрятаны яйца, Хана и Вако сидели вдвоем в темноте, глядя на разведенный перед хижиной костер. Рука Вако покоилась на плече Ханы. Она нежно прильнула к нему всем телом. Вако повернул голову и заглянул ей в глаза. Она, словно завороженная, смотрела на языки пламени.
– О чем задумалась, Хана?
Застывшее выражение лица постепенно оттаяло. Хана закрыла
– Я пыталась вспомнить последовательность паролей для взлета корабля. Я знала их лучше, чем собственное имя.
– Хана умолкла.
– А теперь все перепуталось у меня в голове, в памяти прямо-таки зияющие дыры.
– Хана задумчиво покачала головой.
– Не знаю. Это все яйца. Они отняли у меня часть моей памяти.
Комета заглянула в лицо Вако:
– Поверишь ли, я даже не могу вспомнить лицо собственной матери.
Он обхватил ее голову рукой и прижал к груди.
– Ссендиссиане наделены потрясающими способностями, Хана. Взрослые особи воспринимают их как нечто само собой разумеющееся, и они точно знают, где и как применять их. А яйца - они еще дети.
Хана вздохнула:
– Но то, что они сделали, что они говорили...
– Она покачала головой.
– Мне бы и в голову не пришло назвать их детьми. Вако посмотрел на костер, подыскивая ответ.
– Ссендиссиане передают свою память потомкам. В каждом из этих яиц заключена память, знания и интеллектуальные способности, усвоить которые человеку понадобилось бы не менее тысячи лет.
– Вако задумался и посмотрел на Хану.
– И все-таки они еще дети. Они еще не созрели и не знают, как распорядиться своим знанием. Представь, каким было бы человеческое дитя, будь оно наделено способностью, поддавшись капризу, вторгаться в сознание любого другого живого существа.
Хана вздрогнула:
– Страшно даже подумать.
– Она указала на место, где прежде стояла их хижина.
– А как проверить, что здесь мы в безопасности?
– Никак. Сначала я не задумывался над тем, что, по мере того, как они растут, расширяется и поле их воздействия. Но так оно и происходит. И я уверен в том, что они хитрят, скрывают от меня свои настоящие силы. Опять-таки, потому что они еще дети.
Хана бросила поверх огня взгляд на темноту, скрывавшую холмик с яйцами:
– Им, наверное, ужасно тоскливо. Вако тоже посмотрел в ту сторону:
– Я как-то об этом не думал. Наверно, ты права. Ссендиссианские родители находятся в постоянном контакте с детьми, пока те не вылупятся. Учат их, наставляют...
Хана посмотрела на Вако:
– А прежде всего, любят. Они их любят и поэтому учат и наставляют. Разве не так?
– Так.
Хана указала в темноту:
– Если они обладают памятью своих родителей, то им известно, как те провели свое детство. И они знают, как это приятно, когда тебя любят.
Хана опустила руку и посмотрела на Вако:
– Ты ведь отказывал им в любви.
Вако не нашелся с ответом и только покачал головой.
– И я не могу винить ребенка за то, что он капризничает, когда ему недостает любви. Вако закрыл глаза:
– Любовь - она не всегда дается легко и просто. Хана прикоснулась рукой к его щеке:
– Но ты же сказал, что любишь меня.
– Да, но я же не сказал, что это признание далось мне легко.
Хана притянула к себе его голову и поцеловала в губы и снова посмотрела на огонь.